Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ — Хотите знать, почему, продол жала она. Вы, капитанъ, слишкомъ ужъ стремительны и потому сей часъ же бы свалились въ пропасть. Вы, инспекторъ, довольно неповорот ливы, вы,- инженеръ, близоруки. А вы, обращалась сна ко мнѣ, вы медикъ, завзятый реалистъ, попро сту цвѣтка и не увидали бы, пото му что цвѣтокъ мой миражъ… Вы стоите выше какихь-нибудь взбал мошныхъ фантазій, всякихъ, по вашему опредѣленію, бредней. Вы слишкомъ раціоналистъ… Капитанъ стремительно несся по залѣ, гремя шпорами и притоп тывая каблуками. Софья Андреевна красивыми, длинными, унизанными кольцами пальцами бѣгала по кла вишамъ. И вдругъ, заигравши сразу что-то тихое, торжественно-минор ное, начала импровизировать: — Роскошный залъ, залитый огнями сверху донизу, блистающій ослѣпительными туалетами жен щинъ Гремитъ музыка. И впереди всѣхъ въ бѣшеной мазуркѣ несутся: прекрасная принцесса, съ діадемой, сверкающей брилліантами, на го ловѣ и принцъ- въ изящномъ камзолѣ, съ бѣлымъ кружевомъ на груди и вокругъ рукъ. И гово – ритъ принцъ: — О, если бы вы были моею!.. Какъ бы я молился вамъ, какъ бы боготворилъ васъ, недосягаемая. Вы для меня все—богиня, жизнь, солнце, небо. — Правда, правда?.. спраши ваетъ принцесса, блеснувъ ему луче зарными, глубокими, какъ бездна глазами.—Вы любите меня очень?… — Люблю, такъ люблю. Да на чело- Н. Н. Златовратскій, скончавшійся 11-го декабря 1911 года. обожаніи, какъ кошечка въ солнечныхъ лучахъ. Особен ное какое-то удовольствіе она постоянно находила въ томъ, чтобы подразнить насъ. Ну, напримѣръ, въ такомъ родѣ что-ли: — Рыцари мои милые, ры цари дорогіе, предположимъ, я увидала на недоступной скалѣ, висящей |надъ про пастью, ослѣпительной кра соты чудный, сказочный цвѣ токъ. И сказала вамъ: тому отдаю свое сердце, кто доста нетъ мнѣ этотъ цвѣтокъ. Сдвинулся ли бы кто-нибудь изъ васъ съ мѣста?.. — Я, я, я, я! кричали всѣ мы, вскакивая съ креселъ и подбѣжавъ къ ней. Софья Андреевна, кокетливо прищуривши глазки, минуту глядѣла на насъ поочередно, а потомъ заливалась хохотомъ. —; Благодарю васъ, но толь ко я никого бы изъ васъ не выбрала. Мы ерепенились’ — Почему это?… — Вы, значитъ, ставите насъ въ ничто? — Вы всегда только смѣе тесь!.. Р Ы Ц Н Р И . Господа, что же это вы притих ли?.. Давайте пѣть, веселиться, хо хотать, дурачиться! крикнула Софья Андреевна. И, вскочивши съ качалки, бросилась къ піанино и громко за барабанила мазурку generale. Капитанъ Искринскій, потянувши въ обѣ стороны широкую, начи навшую уже сѣдѣть бороду, звяк нулъ шпорами и понесся по гостин ной, притоптывая каблуками и при щелкивая пальцами. И напѣвалъ: — Ой ля-ля,.. Ой ля-ля… Мы захлопали въ ладоши: — Браво, капитаьъ, браво, капи танъ!.. Мы всѣ каждую субботу соби рались у Софьи Андреевны—моло денькой эффектной вдовушки, око ло года тому назадъ потерявшей мужа. Мы—капитанъ Искринскій, инженеръ Хлѣбниковъ—толстень кій, бритый господинъ, инспекторъ гимназіи Столбонравко—добродуш ный хохолъ съ длинными, висящими внизъ усами, и я,— то есть всѣ убѣж денные холостяки и всѣ безнадеж но вздыхавшіе по Софьѣ Андреев нѣ. Она никому изъ насъ не ока зывала какого-либо предпочтенія, держала себя со всѣми четырьмя ровно, и это насъ очень бѣсило. Кокетничала она съ нами сколько угодно, любила слушать наши ком плименты и, зная, что мы обожаемъ ее, блаженно купалась въ нашемъ Докторъ медицины Петръ Ивановичъ Кравцовъ. По случаю тридцатилѣтія его врачебной дѣятельности. А. Э. Блюменталь-Тамаринъ. опереточный артистъ, скончавшійся 1-го декабря 1911 года. Воскресенье, 18-го Декабря 1911 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 10505. ,2 ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, J8-ro Декабря 1911 года вѣческомъ языкѣ нѣтъ подходящихъ словъ, что бы выразить вамъ свои чувства. Я готовъ ради васъ на все, я готовъ умереть для васъ… — Ну, вотъ”] что, принцъ, перебиваетъ принцесса. Я обронила свой носовой платокъ, а потому будьте внима тельны — замѣтьте, гдѣ онъ, и поднимите. У меня сильный насморкъ. Софья Андреевна обо рвала музыку на полу звукѣ и оглядѣла насъ. — Какой прозаическій конецъ! —сказалъ капи танъ. Такъ красиво бы ло по началу и вдругъ— носовой платокъ! Пря мо диссонансъ. — Не виновата же я, что такова жизнь… А потомъ—такой конецъ я придумала, чтобы сдѣ лать удовольствіе наше му глубокоуважаемому представителю медицины и въ надеждѣ услышать отъ него себѣ хвалу. — Софья Андреевна, вы меня ужъ очень обижаете!—воскликнулъ я. Напрас но вы думаете, что я ни на что поэти ческое неспособенъ. Напрасно… — Развѣ?.. Ну, господа, довольно ба ловаться. Я имѣю вамъ сообшить нѣчто мой адскій замыселъ. Два мѣсяца я испытывала васъ. Ровно въ восемь ча совъ вечера на слѣдую щій день Софья Андре евна уѣхала въ Италію. Мы возвращались съ вок зала хмурые, и на душѣ у меня было такъ, какъ у гимназиста перваго клас са, ворочающагося домой съ единицей по латыни.. В. Унковскій. Мусса-Махметъ, предводитель турецкихъ войскъ въ Триполи. серьезное. Въ высшей степени серьезное. Молчаніе! Мы удивленно переглянулись. Софья Андреевна усѣлась противъ насъ. Воца рилась сразу тишина. — Господа, вы столько мнѣ говорили постоянно о своей преданности, каждый изъ васъ столько давалъ мнѣ клятвъ исполнять самыя малѣйшія мои прихоти, сколько разъ въ шутку обѣщали ради меня пожертвовать даже своею жизнью… — Не въ шутку, а самымъ серьезнѣй шимъ образомъ, – перебилъ капитанъ.— Не знаю, какъ другіе, а по крайней мѣ рѣ я —истину говорю. И онъ театрально ударилъ себѣ нѣ сколько разъ въ грудь. — Благодарю васъ, но дайте мнѣ ска зать все… Теперь насталъ вашъ чередъ доказать мнѣ всю силу вашей предай- Казнь чрезъ повѣшеніе, произведенная итальянцами надъ 14 арабами въ Триполи. ности, вашего обожанія. Завтра съ восьмичасовымъ вечернимъ поѣздомъ я уѣзжаю на полгода въ Италію. Надѣюсь, вы всѣ не от кажетесь меня сопровождать въ моей поѣздкѣ? — То есть, какъ это такъ? началъ кто-то изъ насъ. Она глядѣла на насъ ирони чески. — Я прошу только отвѣтить на мой вопросъ. Мы переглянулись. Потомъ сразу заговорили: — Такъ внезапно… — Софья Андреевна, вы насъ прямо огорошили. — Завтра, и вдругъ, въ Италію. — Да вы, навѣрно, шутите… — Ха-ха-ха… Софья Андреевна пошутила… — Браво, Софья Андреевна!.. — Я совершенно серьезно спрашиваю васъ въ послѣдній разъ: желаете ли вы сопровож дать меня въ Италію, я уѣзжаю завтра и нарочно до сихъ поръ скрывала отъ васъ это. Ну, какъ?.. Мы молчали. — Значитъ, никто не желаетъ? —- Постойте, п.огодите, вос кликнулъ капитанъ. Мы всѣ, конечно, очень желаемъ. Но, какъ же такъ? У насъ служба, у насъ дѣла. — Мы не такія вольныя птицы, какъ вы, пробасилъ инспекторъ. — У меня срочный проектъ, сказалъ инженеръ. — Служба—главное препятствіе, на чалъ я. — Вѣрно, подтвердила она. Да, служ ба, медикъ, способный на поэтическое. Ну, довольно… Больше объ этомъ ни слова… Впрочемъ еще одно. Капитанъ, не имѣютъ ли немного общаго эпилогъ съ носовымъ платкомъ и только что сейчасъ происшедшая здѣсь интермедія? — Эхъ, ну и ловко же вы поддѣли насъ, буркнулъ инспекторъ, почесавши за ухомъ. Софья Андреевна разсмѣялась: — Два мѣсяца уже созрѣлъ этотъ Итальянскіе солдаты раздаютъ милостыню въ Триполи. Заплечный мастеръ. Со словомъ „палачъ” неразрывно связано представленіе о дюжемъ, бо родатомъ дѣтинѣ изъ арестантовъ, отчаянномъ душегубѣ, обладающемъ необычайной силой, о которой раз сказываютъ настоящія легенды. Въ послѣднія 5 – 6 лѣтъ появился новый типъ палачей изъ низшихъ слоевъ городского населенія. Къ этому типу палачей принадле жалъ и бывшій петербургскій палачъ, лужскій мѣщанинъ Андреевъ, до 1906 года работавшій на казенномъ Охтенскомъ пороховомъ заводѣ. По словамъ „Б. В.“, Андреевъ смѣ нилъ перваго петербургскаго палача— арестанта, совершившаго 23 казни. Мо жетъ быть, палачъ—арестантъ и далѣе ,Городъ Дели, новая резиденція вице-короля Индіи, еъ птичьяго полета. Знаменитый баритонъ М. Баттистини въ формѣ полковника. Кь предстоящему концерту 20 декабря. Продолжалъ бы свою „работу”, если бы Не произошелъ слѣдующій инцидентъ. * Какъ-то на мѣстѣ казни онъ по требовалъ снять съ осужденнаго нож ные кандалы. Ему приказали безъ разсужденій исполнить свое дѣло. Онъ заупрямился. — ВѣшайтехамиІ сказалъ властямъ. Заложилъ руки за спину и сталъ хо дить взадъ и впередъ. Къ нему подошелъ приставъ уѣздной полиціи. — Какъ ты смѣешь, по длецъ, не слушаться при казаній! Палачъ остановился, осмотрѣлъ пристава съ головы до ногъ. Постоявъ передъ нимъ, глядя ему дерзко въ глаза, отошелъ въ сторону, досталъ изъ кармана штановъ полбу тылки водки, ударилъ ла донью въ дно бутылки, вышибъ пробку, единымъ духомъ выпилъ изъ гор лышка всю водку, кряк нулъ, вытеръ рукою ротъ и попрежнему началъ хо дить. Ему уступили. — То то, давно бы такъ… проворчалъ онъ и, подойдя къ осужденному, сказалъ ему: — Дай-ка, съ ножекъ желѣзки сниму. Черезъ нѣсколько ми нутъ онъ совершилъ казнь. Вскорѣ послѣ описан наго инцидента явился Андреевъ съ предложе ніемъ своихъ услугъ въ качествѣ палача. Его соблазнила сторублевая плата за каждую казнь. Его охотно приняли. Какъ ни старался Андреевъ скрыть отъ рабочихъ свое „приватное” заня тіе, они все-таки узнали его тайну и пригрозили. Андреевъ почувствовалъ опасность и оставилъ заводъ, а вскорѣ скрыл ся изъ селенія Ржевки (селеніе это Пороховыхъ заводовъ), гдѣ до того времени постоянно жилъ. Послѣ это го палачество стало его настоящей профессіей. При взглядѣ на Андреева никто не повѣрилъ бы, что онъ палачъ: такъ его наружность противорѣчила сло жившемуся понятію о палачѣ. Ро стомъ онъ былъ ниже средняго, ху дой, узкоплечій, узкогрудый, блон динъ, лѣтъ 25—27, съ коротко остри женной головой, съ маленькими свѣт- Англійскій министръ Ллойдъ-Джорджъ, пострадавшій изъ-за феминистокъ. лыми усиками и такимъ же пушкомъ на подбородкѣ. Его свѣтлосѣрые гла за смотрѣли спокойно, вь нихъ не было выраженія жестокости. Они какъ бы опровергали извѣстное изреченіе: „Глаза—зеркало души”- Лицо у него было болѣзненно желтое. Ходилъ онъ всегда въ темно-жел томъ, сильно обтрепаномъ пиджач номъ костюмѣ. Съ 1906 по 1909 годъ онъ казнилъ 76 человѣкъ: 68 въ Петербургѣ и 8 — въ Ревелѣ, куда его возили на „га строли”. Въ числѣ казненныхъ имъ были и женщины. Однажды у одной изъ нихъ, кра сивой блондинки, съ пышными воло- . Воскресенье. 18-го Декабря 19ц года Ю Ж Н Ы Й КРАЙ 3 ,4 ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 18-го Декабря 1911 года. сами, онъ попросилъ позволенія послѣ казни отрѣзать ея волосы и взять себѣ (вѣроятно, хотѣлъ продать). Она при шла въ ужасъ, что, лишенная волосъ, будетъ обезображе на, хотя бы и мер твая. Въ ней сказа лась женщина. Она упросила Андреева не дѣлать этого. ;*■ Совершая казнь, Андреевъ не питалъ къ осужденнымъ зло бы, онъ дѣлалъ свое дѣло совершенно равнодушно. Однажды на казнь привели нѣсколь кихъ осужденныхъ. Одинъ изъ нихъ сильно палъ духомъ и попросилъ священ ника. Эго тронуло Андреева. Онъ зналъ, что всѣ смотрятъ на не го съ презрѣніемъ. Иногда ему приходи лось столкнуться на улицѣ съ кѣмъ-ни будь изъ тѣхъ, въ чьемъ распоряже ніи онъ находился. При видѣ палача тотъ съ отвраще ніемъ отворачивался отъ него и спѣ шилъ поскорѣе укрыться куда-нибудь. Всѣми отверженный, всѣми ненави димый, всѣми презираемый, онъ ѣлъ свой проклятый хлѣбъ. Погребеніе корейской императрицы. Западная цивилизація все глубже проникаетъ на Дальній Востокъ, и древніе обычаи монголь ской расы постепенно забываются. Нѣсколько времени тому назадъ въ Сеулѣ, столицѣ побѣж денной Японіей Кореи, происходила похоронная церемонія, которой врядъ-пи когда суждено повториться. Хоронили Омъ, любимую супругу бывшаго корейскаго императора, и Корея, вѣроятно, въ послѣдній разъ видѣла такую пыш ную процессію. Съ разсвѣтомъ дня дворецъ, гдѣ жила прелестная Омъ, былъ окруженъ огромной толпой народа. При первыхъ лучахъ солнца ворота раскрылись, и показалась процессія. По древнему обычаю, впереди двигали шесть бумаж ныхъ лошадей. Эти кони нужны императрицѣ, что- бы ѣздить верхомъ на томъ свѣтѣ. Далѣе 120 человѣкъ несли гробъ. На вершинѣ его стоялъ со звонкомъ въ рукѣ руководитель процессіи. За гробомъ въ открытомъ экипажѣ ѣхалъ наслѣдный принцъ. когда петля сдавила ему горло. — Въ ушахъ зазвенѣло, страхъ какъ застучало въ вискахъ, а въ головѣ со всѣмъ стало смутно, какъ бы безъ памяти сдѣлался. Все рѣже и рѣже являлась надобность въ услугахъ палача, и, наконецъ, онъ совсѣмъ сталъ не нуженъ. Такимъ образомъ, Андреевъ остался безъ работы. Онъ пытался пристроиться хоть гдѣ-нибудь и „готовъ“ былъ примириться съ самымъ ничтожнымъ заработкомъ, но настоящей работы не могъ найти — его прошлое мѣшало ему. Наконецъ, онъ оставилъ Петербургъ, чтобы вдали отъ него устроиться какъ-нибудь. Кажется, онъ принятъ гдѣ-то въ стражники. нетъ, сколько кило граммовъ онъ самъ вѣситъ. Король Георгъ вѣситъ 83 килограмма (въ тя желомъ коронаціон номъ облаченіи, по крытомъ драгоцѣн ными каменьями), и ему пришлось раз дать 83 золотыхъ мо неты. Покойный ко роль Эдуардъ вѣсилъ 104 килограмма, и во время „дурбара“ за мѣститель короля роздалъ 104 золотыхъ монеты. Одинъ изъ англійскихъ журна ловъ приводитъ лю бопытныя цифро выя данныя о вѣсѣ европейскихъ монар ховъ. Неоспоримое первенство въ этомъ отношеніи принадлѳ житъ царю Ферди нанду, вѣсъ котора го равняется 84 кил. Греческая королева вѣситъ 83 кил. Императоръ Виль гельмъ II вѣситъ 80 кил., королева Елизавета румын- — Эту шляпу я ношу уже двѣнадцать лѣтъ. — Не можетъ быть! Она выглядитъ, какъ новая. — Ну, правда, мнѣ ее^нѣсколько разъ подмѣнили. („Flieg. Blat.“). —Г Опять безобразіе! Отчего это весь классъ чихаетъ? — Вы забыли вашу табакерку около Мюллера, и она ходитъ теперь по классу. („Flieg. ВШ.“). Такая жизнь стала его тяготить. Однажды онъ изъ своего браунин га выстрѣлилъ въ себя и поранилъ печень. Пролежавъ шесть мѣсяцевъ въ больницѣ, онъ, спустя немного вре мени, повѣсился на шнурѣ, но во время былъ вынутъ изъ петли. Онъ разсказывалъ, чтб ощущалъ, смьсь. ‘ Вѣсъ европейскихъ монарховъ.;; Одна изъ любопытныхъ особен ностей „дурбара” состоитъ въ томъ, что вѣнчающійся на царство англій скій король долженъ раздать при сутствующимъ столько золотыхъ мо- ская- 78 кил. Англійскій журналъ жа луетъ титуломъ „самой легковѣсной царствующей особы” королеву Виль- гельмину голландскую, вѣсящую 59 килограммовъ. Харьковъ. Типографія сЮяшаго Края». Сумская ул., домъ А. А. Іозефовича, No 13.