Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ СЪ НАТУРЫ . (Сценка). Вечерѣло. Сапожникъ Ѳома сидѣлъ подъ навѣсомъ на колодѣ,передъ сто ликомъ, сплошь заваленнымъ сапож ными принадлежностями и инструмен тами. Наискось отъ него, на ящикѣ изъ подъ гвоздей, стоявшемъ здѣсь уже года три, и поэтому черномъ и гряз номъ, сидѣла его тетка, Анисья, до вольно грузная рябоватая баба, слу жащая кухаркой гдѣ-то въ противо положной части города. Тетка Анисья явилась нежданно-не гаданно въ то время, когда Ѳома на- калачивалъ каблуки на штиблеты, при несенныя для починки. Штиблеты нуж но было сготовить очень скоро,и по этому приходъ тетки Ѳому не обра довалъ: — Вотъ нелегкая принесла. Гдѣ те- бѣ дѣло, а тутъ она. Заказчикъ за бранитъ безъ сумлѣнія. Но отложивши работу въ сторону, онъ уже думалъ иначе, черезъ нѣ сколько мгновеній: — Э, чортъі Пусть бранится, коли хочетъ… На здоровье, чтобъ ему лоп нуть… Тетка какъ пришла и усѣлась, сей часъ же, почти съ перваго слова, на чала ругать Ѳому. — Какая твоя жисть, Ѳома. Одно слово—собачья. Срамотно смотрѣть. Стыдъ глаза колетъ. Есть у тебя до стоинство? Пьяница—и все тутъ. Си дишь здѣсь подъ навѣсомъ, аль въ своей вонючей конурѣ; сапоги топа ешь, согнувши спину, а въ праздникъ —въ трактиръ идешь. Да слухай, дурья твоя голова, нешто хорошо спу скать все на водку? Много пріятства отъ этого? — Оно такъ,—промямлилъ Ѳома, почесавши у себя за ухомъ. — А коли понимаешь самъ, чего свиньей живешь? Пьянство человѣка къ гибели ведетъ въ скоты превра щаетъ.., И морда у тебя пьяная. Про хожій на улицѣ, на тебя глядя, ска жетъ, что ты пьяница. По одному тво ему красному носу скажетъ. Ѳома вскинулъ глаза на Анисью и хотѣлъ ей замѣтить, что и ее, Анисью, тоже могутъ принимать за пьяницу, такъ какъ у нея также красный носъ, но потомъ рѣшилъ глубокомысленно: — Не мечите бисера передъ свинья ми. Мели Емеля. — А коли-бъ ты не пилъ,—про должала Анисья,—сталъ-бы совсѣмъ инымъ человѣкомъ. Солиднымъ, сте пеннымъ, такъ что, значитъ, любо гля дѣть. Самому лучше было бы. Теперь по праздникамъ ты подъ заборами валяешься, да въ участки тебя заби раютъ, да синяки набиваютъ на мор дѣ. А то-бъ оженился, въ церковь хо дилъ, божественныя книжки читалъ и похвальбу слыхалъ отъ всякаго: не пьющій мущина. — Оно такъ,—промямлилъ во вто рой разъ Ѳома и по прежнему поче салъ у себя за ухомъ. Чезаре Ломброзо, скончавшійся 6/19 октября въ Туринѣ. Князь Ито, убитый корейцемъ въ Харбинѣ, 13 октября. Анисья минуту помолчала. И пока она молчала, Ѳома, наблюдая ее, ду малъ: — Не спроста пришла. Видать. Хо- тится ей чтой-то сказать. Надумыва етъ какъ бы. Но Анисья уже продолжала опять: — Слушай, Ѳома, я пришла къ те- бѣ за дѣломъ. Не добы ваеш ься за какимъ? По глазамъ вижу, что не до гадаться… Невѣсту тебѣ нашла, вотъ оно что. Оженить хочу. — Невѣсту? Ѳома выпучилъ глаза и застылъ, съ недоумѣвайщимъ выраженіемъ лица. — Чего такъ уставился? Ты вотъ мнѣ что скажи, радъ ты этому? Невѣ ста хорошая: скромная, пригожая, ра ботящая, ласковая. Ужъ для тебя бу детъ самой что ни на есть удачливой женой. Увидишь—ротъ такъ и рази нешь отъ удивленія. Ну, чего мол чишь, а? — Оно, конешно,—проговорилъ Ѳо ма. Коли невѣста надлежащая, оже ниться можно. Подумать надо. — Эхъ ты, пьяница, эхъ ты, тюлень! —раскричалась вдругъ Анисья. Ду мать еще ему. Да ты въ ножки мнѣ поклонись за мое старанье. Думать нечего. Завтра вотъ мы и пойдемъ къ ней—ознакомлю тебя стало быть. — Пойти то можно. — Можно, можно!—передразнила Анисья. Тьфу!.. Коли бъ знала и не маялась. А я за него старалась, а я за него бѣгала, расхваливала твое абрикосовое рыло и сюда къ тебѣ на край города притащилась. — Я ничего. Я со всѣмъ моимъ удовольствіемъ. Чего тамъ? Ужъ я, къ примѣру, и самъ не разъ подумывалъ: ожениться, молъ, слѣдуетъ, не вѣкъ бобылемъ ходить… И тебѣ спасибо, само собой. — Ну то-то… Давно бы такъ. Анисья встала съ ящика, прошлась раза два подъ навѣсомъ. Потомъ оста новилась передъ Ѳомой: — А теперь работу свою оставляй, да тетку свою угости. Мнѣ жрать хо- тится страшно, да и горло промочить слѣдуетъ. По рюмочкѣ, по двѣ—энто не пьянство, энто, къ примѣру ска зать, даже совсѣмъ другое выходитъ. Дохтура завсегда совѣтуютъ… Веди въ свою конурку. При такихъ словахъ Ѳома сразу ожилъ и повеселѣлъ, въ предкушеніи возможности выпить. Быстро вско чилъ, распахнулъ двери въ сѣни и, пропустивъ Анисью впередъ, заша галъ за нею, насвистывая: „Во саду да въ огородѣ”. — Чего жъ! Коли хорошая невѣста, ожениться можно,—думалъ онъ. И даже оченно славно будетъ. Въ раз сужденіи, ежели къ примѣру сказать, женатый человѣкъ—другое совсѣмъ дѣло. Женатый противу холостого вы ходитъ все одно, что попъ противу дьякона. И сейчасъ же онъ сказалъ теткѣ Анисьѣ: — Ты, Анисья, не серчай на меня. Я къ тебѣ завсегда благодарность буду чувствовать: за невѣсту то. Нонче вотъ въ одинъ секундъ ты такъ все это выпалила, ну, само собой, не смек нулъ сразу. — Я глупаго никогда не надумаю. Ужъ коли я взялась за што, завсегда въ лучшемъ видѣ будетъ… Черезъ полчаса Ѳома съ Анисьей сидѣли въ каморкѣ за столомъ. Пе редъ ними стояла бутылка водки и двѣ рюмки, которыя Ѳсма раздобылъ у какихъ-то жильцовъ изъ этого же двора. Лежалъ кусокъ хлѣба фунта въ три, нѣсколько огурцовъ и двѣ тарани. Въ кгморкѣ было полутемно, такъ какъ крохотное оконце, выходящее на сосѣдскій заборъ, пропускало мало свѣта. Окно было растворено, но оно нисколько не провѣтривало каморки, а, наоборотъ, черезъ него несла сюда вонь, навѣрно, отъ помойной ямы. Воскресенье, 18-го октября 1909 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЬ No 9816. ,10 ЮЖНЫЙ КРАЙ. Воскресенье, 18-го Октября 1909 года. Ѳома съ Анисьей уже успѣли вы пить по нѣсколько рюмокъ водки, и Ѳома, конечно, умудрился выпить больше. Послѣ каждой рюмки онъ жевалъ огурецъ съ хлѣбомъ. И боль ше жевалъ, чѣмъ ѣлъ, думая только, какъ бы еще выпить. Анисья уписы вала за обѣ щеки все, что попада лось подъ руку, и ораторствовала: — Тебѣ, Ѳома, и почудиться того не можетъ, какъ будетъ. Оженишься— станешь совсѣмъ другимъ человѣкомъ. Наймете вы себѣ квартирку, чтобъ комната съ кухней. И съ гераньками на окнахъ, само собой. Все, какъ слѣ дуетъ у людей. Заведете себѣ столъ хорошій, не такую дрянь, какъ этотъ, стульевъ накупите, кровать широкую съ подушками и одѣяломъ. Потомъ дѣтишки у васъ пойдутъ. По полу зачнутъ ползать. Вотъ-то радость. Къ примѣру сказать, за бороду тебя цапнетъ ручкой: папка, молъ… А?… — Что тутъ и говорить. Очен но ужъ пріятно, отвѣтилъ Ѳома такимъ голосомъ, чтобъ выходи ло будто бы радостно. И прибавилъ: — Ну, тетка, еще по рюмочкѣ. — По рюмочкѣ, такъ по рю мочкѣ… Ну, вотъ будетъ у тебя трое дѣтей: Ваня, Петя и Анюта. И всѣ въ тебя: и глаза, какъ у тебя, и волосы, и носы. Носики бѣленькіе, само собою, не крас ные. Нешто пьяницы они? Маль чики будутъ ходить въ голу бенькихъ рубашечкахъ, съ бѣ ленькимъ горошкомъ, а Анюточ- ка въ платьицѣ съ кружевцомъ. Съ разнымъ кружевцомъ узор чатымъ. Когда родится Ваня, ты меня въ кумовья позови? Позо вешь, а? — Само собой тебя, а то кого жъ. Само собой… Ну, тетушка, еще по рюмочкѣ. — Можно. Хоть оно того, го лова зачала ходить. Да ради того случая не грѣхъ… Я Ваничкѣ твоему рубашечку сошью съ каленкору… Тьфу, бишь, полот няную. Хорошую, распригожую. И другую рубашечку сошью: красненькую, съ зелененькими цвѣточками… И на Анюточку меня позовешь. Хочу крестить и Анюточку. — Вѣстимо, тебя. Ты для меня одно слово, что благодѣтель ница. Завсегда помнить буду. — Смотри же мнѣ,—вѣско замѣти ла Анисья, погрозивши Ѳомѣ паль цемъ, и уже безо всякаго напоминанія проглотила новую рюмку водки. — Ты, энто, къ примѣру, правиль но сказалъ: благодѣтельница я тебѣ. Кто другой постарался бы? На истин ный путь наставляю. Человѣкомъ сдѣ лаю, хоро-шимъ человѣкомъ. А вод ка до добра не доведетъ. Водку про кляни. — Прокляну. Я ее завсегда про клинаю, убѣдительнымъ тономъ про говорилъ Ѳома, опрокидывая въ ротъ рюмку водки. Опрокинулъ одну, по спѣшно налилъ другую и опорож нилъ моментально. Анисья уже еле выговаривала за плетающимся языкомъ. — Выпить можно, коли случай на то есть. Разница великая,—выпить или пьянстьовать до безчувствія. Ежели ты того… пьяница, тебѣ цѣна копѣй ка. А степенно выпить, малость, еже ли когда придется, не возбраняется. —- Въ самую точку изволишь гово рить, тетка, въ самую точку. Когда кончилась бутылка, Ѳома вы тянулъ изъ подъ стола другую, при пасенную заранѣе. — Анисья вдругъ вскочила изъ-за стола и, притоптывая каблуками, за орала пьянымъ голосомъ: Ахъ вы, сѣни, мои сѣни, Сѣни новыя мои, Сѣни новыя кле-новыя… Но, покачнувшись, не удержалась на ногахъ и упала на табуретъ. Глупо оглядѣлась кругомъ и засмѣ ялась пьянымъ смѣхомъ: — Ишь ты, разнесло. G Немного спустя, она уже храпѣла, положивши голову на столъ, а Ѳома, тоже порядочно пьяный, сидѣлъ на противъ, съ сосредоточеннымъ видомъ пропускалъ рюмку за рюмкой съ боль шими паузами и философствовалъ: — Извѣстно, баба… Што тамъ баба —фря. Тарахтѣлка… Стрекотала, стре котала, да и нализалась. Стыдно, тетка. Хошь ты мнѣ и тетка, а скажу —дура. Думаешь, коли я молчалъ, почему молчалъ? А вотъ то-то и дѣ ло, что потому!.. В. Унковскій. УЛ Ы Б К А БОЛЬШОГО ГОРОДА. 5! £ (Съ нѣмецкаго). л < „ЭД Утомленный долгой работой, я при шелъ послѣ 11 часовъ въ биткомъ набитый ресторанъ и усѣлся около его столика. Заказавъ ужинт, я по вернулъ свой стулъ немного въ сто рону, чтобы лучше разглядѣть публи ку. Тогда онъ заговорилъ: — Не будете ли вы такъ любезны поставить свой стулъ на прежнее мѣсто? — Для чего? спросилъ я. — Потому что, продолжалъ онъ съ улыбкой, потому что я сижу здѣсь битый часъ и пью. не испытывая жаж ды, даже сталъ ѣсть, не будучи голо денъ, чтобы сохранить равнодушный видъ по отношенію къ парѣ ве ликолѣпныхъ глазъ. Прежде чѣмъ поставить свой стулъ на прежнее мѣсто, я, ко нечно, оглянулся (какъ мужчи на), увидѣлъ бархатные, черные глаза и большіе усы господина, охранявшаго эти глаза. Я сталъ ужинать. Мой сосѣдъ заказалъ пиво, сидѣлъ въ раздумьи и курилъ сигару. Я чувствовалъ, какъ онъ искалъ, мечталъ и тосковалъ о глазахъ этой женщины. Г осп од и н ъ съ больш им и усам и к р и кн у л ъ : — Платить! Мы слышали, какъ кто-то всталъ, какъ задвигались стулья, и нѣсколько минутъ спустя ми мо нашего столика прошли муж чина и женщина. Мой молодой сосѣдъ слѣдилъ за каждымъ движеніемъ послѣд ней. Когда дверь закрылась, онъ все еще смотрѣлъ ей вслѣдъ. Потомъ онъ нагнулся надъ та релкой и проговорилъ, какъ бы про себя: — Она мнѣ улыбнулась. — Вы имѣли успѣхъ! сказалъ я. Вмѣсто отвѣта, онъ откинул ся на спинку стула и поглядѣлъ на меня свысока. Но послѣ маленькой паузы онъ заговорилъ: — Вы иностранецъ? — Да. — З н ак о м ы вы съ н аш и м ъ го родом ъ ? — Я думаю. — Что особенно привлекло ваше вниманіе? Я называлъ то, другое. Онъ качалъ головой и продолжалъ: — Все это сюда не относится. Вы уловили только внѣшнюю физіономію нашего города. Здѣсь, въ нашемъ со временномъ Вавилонѣ—обратите на это вниманіе—здѣсь, среди многочи сленной толпы мужчинъ и женщинъ, которые разъ встрѣчаются, чтобы по томъ никогда больше не встрѣчаться, самое странное, самое мучительное то, что видишь, какъ тысячи ищутъ иде алъ, не рѣшаясь ухватиться за него… Если же они это дѣлаютъ, если они дотрагиваются до него, онъ усколь заетъ, какъ мыльный пузырь изъ подъ ихъ пальцевъ. Вы меня не понимаете? Понятно, нѣтъ! Я говорю слишкомъ неопредѣленно… Но слушайте, я по стараюсь яснѣе выразить свою мысль… Женщина, которая только что ушла, женщина съ великолѣными глазами Памятникъ Ѳ. П. Гаазу,* открытый 1-го октября въ Москвѣ. Воскресенье, 18-го Октября 1909 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ. 11 взглянула на меня два раза и я на нее, въ то время, какъ ея мужъ уплеталъ свинину съ хрѣномъ. — И когда она встала, она улыба лась. Она увидѣла меня сегодня въ пер вый разъ, какъ я ее. — И мы никогда больше не встрѣ тимся. — Завтра вечеромъ она будетъ ужи нать въ другомъ ресторанѣ—я, вѣро ятно, тоже! Да, я тоже! — Сегодня вечеромъ меня эта не знакомка такъ осчастливила своимъ взглядомъ и своей еле замѣтной улыбкой, какъ никогда позже не мог ла бы это сдѣлать. — Эта женщина несчастна, поду малъ я съ того момента, когда сѣлъ противъ нея. Она глядѣла на своего мужа съ его хрѣномъ и ветчиной хо лодными, недружелюбными глазами, когда онъ этого не видѣлъ, и погля дѣла безсознательно, не думая о флир тѣ, въ мои глаза. — И она улыбалась, когда сказала мнѣ навсегда свое молчаливое adieu. — Теперь она сидитъ гдѣ-нибудь въ трамваѣ около господина съ вет чиной и хрѣномъ или противъ него, вспоминаетъ мое лицо, мои глаза и едва отвѣчаетъ мужу. — Потому, что она знаетъ мужа, а то, что тебѣ знакомо, не можетъ быть твоимъ идеаломъ. — Если бы я былъ ей представ ленъ, если бы я заговорилъ съ нею около того столика, какое-нибудь не осторожное слово съ моей стороны, жестъ, и я свергнутъ съ пьедестала, и идеалъ получаетъ трещину. — Будь игра нашихъ глазъ серьез ная, становись она фатально-серьез ной, я сталъ бы для нея черезъ па ру дней, недѣль или мѣсяцевъ тѣмъ же господиномъ съ хрѣномъ и ветчиной. Не смѣйтесь, пожалуйста, я былъ два раза женатъ и не имѣю дѣтей. Когда имѣешь дѣтей и ихъ любишь, оста ешься слишкомъ часто другъ около друга. Мужъ крутитъ тогда свой усъ въ ресторанахъ и кафе-шантанахъ, дѣ лая наблюденія. Жена же ищетъ въ слабыхъ, тоскливыхъ минутахъ, когда испытываетъ умершее чувство къ го сподину съ хрѣномъ и для нея жизнь нѣчто сѣрое безъ горизонта—она ищетъ тогда молчаливые глаза дру гого мужчины, котораго она не зна етъ, и который не имѣетъ никакого отношенія къ ея прошлому, къ ея воспоминаніямъ, котораго скромный взглядъ вызываетъ въ ея возбужден- ной памяти всѣ ея поруганные дѣ вичьи идеалы, мечты, желанія. Въ нашемъ современномъ Вавило нѣ, чужестранецъ, нѣтъ больше не счастныхъ браковъ, несчастныхъ жен щинъ, несчастныхъ мужчинъ. Здѣсь, на улицахъ, въ поѣздахъ, трамваяхъ, театрахъ, ресторанахъ не смотрятъ такъ за человѣкомъ, какъ въ малень комъ городѣ. — Но въ деревнѣ, въ провинціи, ни у мужчины, ни у женщины не хватитъ смѣлости искать глазами свой идеалъ. Ни одна женщина не рѣшится улыб нуться идеалу, котораго она никогда больше не увидитъ. — Въ нашемъ современномъ Вави лонѣ взглядъ женщины, едва замѣт ная улыбка означаетъ—не нахальство, не банальность. Въ нашемъ Вавилонѣ идеалъ бѣгаетъ, какъ нищій, какъ по- Дочь Феррера, артистка парижскихъ театровъ, кото рая, не раздѣляя убѣжденій отца и въ качествѣ монархистки, просила короля Альфонса ХІІІ помиловать ея отца. С. Т. Строева-Сокольская, драматическая артистка. Къ гастролямъ ея въ труппѣ А. М. Каралли-Тор- цова въ Харьковѣ. Іірошайка, жалуется женская душа, безмолвно возмущается душа разоча рованнаго мужчины. Въ нашемъ Вави лонѣ это сказывается во встрѣчѣ глазъ, въ бѣглой улыбкѣ человѣче скихъ устъ. — Когда посѣщаю театръ, я вижу черезъ бинокль женщину, женщина ви дитъ меня. Во время антракта наша встрѣча быстра, мимолетна. — Двѣ пары глазъ, которые узна ютъ другъ друга въ моментъ вѣчно сти и—мимо. — Иногда поѣздъ останавливается на полминуты противъ другого по ѣзда. — Я вглядываюсь въ пару глазъ, вижу улыбку—и сейчасъ же послѣ этого поѣздъ мчится дальше. — Запомните эту улыбку въ нашемъ современномъ Вавилонѣ, чужестра М И Н ІА Т Ю Р Ы . О, моя юность! О, моя свѣжесть! Мнѣ снилось… Какое-то бѣлое легкое видѣніе уле тало отъ меня, уносилось въ туман ную даль. И темно стало моимъ глазамъ. Темно и пусто въ сердцѣ. Я зналъ, что это она, моя юность, моя свѣтлая гостья,—и въ страшной тоскѣ закричалъ я ей: — Ты улетаешь уже, моя беззабот ная юность, ты улетаешь свѣтлымъ облачкомъ. Дай одинъ мигъ—я огля нусь, я провожу тебя послѣднимъ взглядомъ… Что-же ты оставляешь мнѣ? Обгорѣлые пни, сухіе цвѣты, по никшіе стебли… Что-то зазвенѣло у нея въ рукахъ, тихимъ, жалобнымъ звономъ, и я узналъ, что это мои мечты. И я закричалъ: „Оставь ихъ мнѣ, юность! Оставь, какъ единственное сокро вище! Пусть онѣ будутъ въ опустѣвшемъ сердцѣ. Какъ чудный вѣнокъ изъ розъ на безжизненномъ тѣлѣ… Но выше улетаетъ она и не слы шитъ. „Отдай мою вѣру! Отдай силу мо гучихъ и яркихъ порывовъ”! И въ отвѣтъ я услышалъ ея смѣхъ, такой гармоническій и нѣжный, но острой болью отозвался онъ во мнѣ. „А моя любовь…—говорю я уже тихо, обезсиленный, и поднимаю къ ней руки. Тогда она бросила мнѣ, не огляды ваясь, распустившійся красный цвѣ токъ. Онъ упалъ на дорогу съ разорван ными измятыми лепестками, и весь покрылся пылью. „Такъ вотъ что ты сдѣлала съ мо ей любовью!” И слезы полились изъ глазъ, и я цѣловалъ безъ конца бѣдный погиб шій цвѣтокъ. „Равнодушная! Безчеловѣчная! Такъ возьми-же и мое сердце!” И я упалъ на дорогу. Въ тоскѣ я проснулся. И я спросилъ себя: А гдѣ мои мечты? Гдѣ могучіе и гордые порывы? Гдѣ моя любовь? И впервые я почувствовалъ, что ихъ нѣтъ уже въ немощномъ сердцѣ: она все взяла съ собой. А. П. Выборъ. Когда я сталъ изнемогать отъ уста лости на моемъ покрытомъ камнями нецъ, запомните эту искреннюю, пре красную улыбку интеллигентной жен щины и не ищите ничего нехорошаго подъ ней!… — И если вы насладитесь когда-ни будь улыбкой двухъ ищущихъ глазъ, какъ я недавно, запомните это, какъ печальный привѣтъ, какъ запахъ цвѣ товъ, какъ голосъ изъ чудной страны, въ которую одновременно вступаютъ только двѣ души. Не представившись другъ другу, мы разстались. Но съ тѣхъ поръ, я, ка жется, встрѣчаю его всюду… ,12 ЮЖНЫЙ КРАЙ. Воскресенье, 18-го Октября 1909 года. С м ѣ с ь . Дома Эдиссона. Знаменитый американскій изобрѣта тель, работавшій во всѣхъ областяхъ че ловѣческаго знанія, теперь занятъ, не смотря на свой преклонный возрастъ, но вымъ полезнымъ изобрѣтеніемъ литыхъ домовъ. Какъ сообщаетъ «Echo», Эдис- сонъ усиленно работаетъ надъ тѣмъ, что бы дать возможность американскому ра бочему и скромному городскому жителю имѣть свой собственный удобный, здоро вый и уютный домъ за очень дешевую цѣну. Собственный домъ Эдиссона, какъ извѣстно, вылить изъ тугоплавкаго бетона. Опыты съ литьемъ домовъ съ помощью различныхъ насосовъ уже дѣлались въ Америкѣ и раньше. Заслуга Эдиссона со стоитъ прежде всего въ изобрѣтеніи такого состава, который совершенно каменѣетъ и, въ то же время, въ началѣ представ ляетъ собою очень текучую послушную Гернгроссъ, генералъ-лейтенантъ, назначенный на чальникомъ генеральнаго штаба. массу, наполняющую подъ собственнымъ давленіемъ всѣ углы и изгибы формы. Дальнѣйшее его изобрѣтеніе— ото желѣз н ая форма, которая можетъ служить для отливки домовъ больше тысячи разъ, при даетъ стѣнамъ гладкость и чистоту и дѣ лаетъ ненужными ни штукатурку, ни ок раску стѣнъ. Весь домъ по системѣ Эдис сона можетъ быть приготовленъ въ двѣ не дѣли. Модель ѳта, конечно, небольшого размѣра и предназначается для одной семьи. Площадь, занимаемая такимъ до момъ,— 8 метровъ въ ширину и 9 мет ровъ въ длину, включая сюда и верапду съ погребомъ, двумя большими комнатами въ первомъ и второмъ этажахъ и черда комъ. Форма для такого дома съ верандой, лѣстницами, крышей и пр. состоитъ изъ 500 частей. Отдѣльныя части по желанію могутъ быть измѣнены такъ, что можно мѣнять и фасадъ, и внутренность компатъ. Т акая желѣзная форма стоитъ 100,000 марокъ, а вмѣстѣ съ бетонной машиной и другими приспособленіями 160,000 ма рокъ. Форма эта можетъ, при энергичной работѣ, служить для содержанія 20 домовъ ежегодно. Эдиссонъ высчитываетъ, что такой вылитый домикъ, со всѣми при способленіями для проведенія воды и га за, стоитъ 5,000 марокъ; онъ очень про ченъ, очень гигіениченъ и въ то-же вре мя абсолютно безопасенъ отъ пожаровъ. Эдиссонъ надѣется на образованіе стро ительнаго Общества, которое будетъ ра- тать но крайней мѣрѣ съ шестью форма ми, и тогда можетъ быть вылито въ годъ до 140 домовъ. Нахожденіе древностей. Въ Выборгѣ, на мѣстѣ, гдѣ строится новый вокзалъ, подъ верхнимъ пластомъ земли нашли хорошо сохранившіяся жи лища людей каменнаго періода. Вызван ные изъ Петербурга и Гельсингфорса гео логи заявили, что найденныя жилища принадлежали людямъ, жившимъ 4,000 лѣтъ тому назадъ. Въ жилищахъ найдены древніе очаги для варки пищи, каменные топоры и другія орудія первобытныхъ лю дей, кости животныхъ, которыя употребля лись въ пишу, и масса другихъ предме товъ глубочайшей древности. По распо ряженію мѣстныхъ властей мѣсто наход ки оцѣплено и организованы раскопки въ значительныхъ размѣрахъ подъ на блюденіемъ спеціалистовъ. Опасность новаго землетрясенія въ Сициліи. Извѣстный амерпканскій ученый Франкъ Пѳрнетгь. въ теченіе многихъ лѣтъ рабо тающій въ качествѣ ассистента профес сора Маттеучи въ обсерваторіи вблизи Везувія, производилъ въ теченіе послѣд нихъ недѣль научныя изслѣдованія и наблюденія на о. Сицилія. По заявленію Пернетта, въ Сициліи и, главнымъ обра зомъ въ Мессинѣ, можно ожидать въ бли жайшемъ будущемъ новаго сильнаго зем летрясенія. Пернетть въ 1906 г. съ точ ностью предсказалъ изверженіе Везувія. Отвѣтъ солдата. Въ Потсдамѣ, во время послѣдняго военнаго смотра, императоръ Вильгельмъ, по обыкновенію, разспраш ивалъ нѣкото рыхъ солдатъ объ ихъ семьяхъ. Съ таки ми мо разспросами онъ обратился къ одно му рядовому по фамиліи Андре. Услыхавъ эту фамилію, Вильгельмъ II улыбнулся. — А!— сказалъ онъ,— тебя звать Андре? Ты знаешь, что носишь имя знаменита го изслѣдователя полярныхъ странъ? — Знаю, ваше величество. — Кто тебѣ оказалъ это?— продолжалъ императоръ. — Капитанъ, ваше величество. — А! Твой капитанъ. А что онъ тебѣ говорилъ по поводу этого Андре? — Онъ сказалъ мнѣ, ваше величество, что у него одно только желаніе, именно, чтобы тотъ Андре захватилъ меня съ со бой, чтобы больше уже не видѣть меня. Всѣ собравшіеся вмѣстѣ съ императо ромъ разразились смѣхомъ. Археологическое открытіе въ Мексикѣ. Раскопки, начатыя въ Мексикѣ, вблизи Отумба, привели къ очень важному въ археологическомъ отношеніи открытію. Руководящій раскопками профессоръ Рамонъ-Мена, какъ передаетъ «New- York Times», телеграфировалъ, что имъ найденъ подъ землей цѣлый городъ, от носящійся къ одному изъ древнихъ пе ріодовъ человѣческой исторіи, именно пе ріоду тольтековъ. Между прочимъ, тамъ открыта пирамида, имѣющая 60 футовъ въ вышину и 200 кв. футовъ въ основаніи. Гонорары авіаторовъ. Аэронавты, въ качествѣ гастролеровъ на «воздухоплавательныхъ недѣляхъ», на чали получать такіе гонорары, которымъ должны уже завидовать и знаменитые оперные пѣвцы. И эти гонорары пока не понижаются, а иногда идутъ на повыше ніе. Блеріо и Латамъ требуютъ 50 т. фр. за 5 дней. Фармаиъ въ принципѣ тре буетъ 25 т., а на практикѣ 40 т. По линъ не безпокоится меньше, чѣмъ за 20 т., Деляграпжъ— отъ 25 до 40 т. Авіа торъ, совершающій полетъ въ 10,000 мет ровъ высоты, требуетъ 10,000 фр. Всѣ издержки при этомъ должны быть опла чены. Несомнѣнно, что столъ высокіе го норары авіаторовъ очень скоро понизят ся, благодаря конкуренціи и улучшенію аэроплановъ. Типографія и фого-циикографія „Южнаго К рая1*’, Сумская ул., д. А. А. Іозефовича. ПРИ ЗРА КИ . (Leconte de Lisle). Три призрака въ часы нѣмой печали Приходятъ, я ихъ вижу, какъ во снѣ. То тѣни грезъ, что скорбно отзву чали. Я созерцаю ихъ въ унылой тишинѣ, Съ тоскою жду ихъ тяжкаго мол чанья, И сердце жалобно сжимается во мнѣ. На ихъ губахъ спитъ горькій смѣхъ страданья. Ихъ взгляды полны тусклаго огня, И леденитъ мнѣ кровь ихъ мрачное блистанье. Подъ тусклый свѣтъ льдомъ ско ваннаго дня, Подъ небо зимнее, мертвѣй холод ной стали Меня влекутъ, молчаніе храня, Три призрака въ часы нѣмой печали. В. Л .