Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 24-го января 1910 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 9897. ПРЕДЛОЖЕНІЕ. Открыла глаза, поднялась на локтѣ. Свѣтаетъ. Странный такой, боль ной, усталый свѣтъ. Всс дымчатое, нѣжно очерченное и въ своей нѣжно сти новое. Бѣлая, кружевная занавѣска… си луэтъ лампы на письменномъ столѣ… сама потухла. Она помнитъ хорошо, что нс тушила. Думала: — Отчего мнѣ такъ тяжело? Въ груди какая-то неловкость… во всемъ… Ахъ, да… Инженеръ Z. сдѣлалъ ей предложеніе. Она приняла его. Она— невѣста. Теперь жизнь круто измѣ нится. Сонъ улетѣлъ окончательно. — Нужно, однако, выяснить.., Я страшно недовольна собою. Платье, ботинки,сиреневая шелковая юбка напомнили о томъ, что можно встать, одѣться и уйти. Это была ка- каято истерическая привычка—бѣ жать, очертя голову, на улицу, если тяжело. Сейчасъ же представила до иллюзіи скрипъ входной двери, струю ночного воздуха, свои гулкіе, четкіе шаги… Усталости, какъ не бывало. Страшный подъемъ духа. — Basta лежать… уйду… серьезни обдумаю. Одѣвалась. Немного кружилась го лова. Не слѣдовало пить шампанскаго. Покуда оправляла волосы, завязы вала шнурки, передъ глазами всталъ банальный кабинетъ, фрукты, золоти стое искрящееся вино и пѣвучій го лосъ инженера. — Люблю васъ… люблю. Такъ говорилъ, словно ѣлъ нѣчто вкусное. А потомъ катанье, влажная ночь, вопросительные, возбужденные глаза, слащавая декламація слащаваго стихотворенія: — Шиповникъ бѣлый, шиповникъ алый… — Другъ мой, все или ничего… Да… да… это она сказала. Твердо, холодно, насмѣшливо. Это было хо рошо сказано. Все или ничего… Ин женеръ даже поблѣднѣлъ отъ неожи данности. Ну, еще-бы, вѣдь, она толь ко учительница музыки… красивая ба рышня… Ха… ха… Его самолюбіе за дѣли. Онъ побоялся показаться тру сомъ. Отлично… Она окажетъ ему большую честь, если согласится… Онъ съ радостью назоветъ ее женою. Марися улыбалась отъ удовольствія. Прекрасно, моя дѣвочка, прекрасно… Теперь, совсѣмъ одѣтая, чувствова ла себя такъ, какъ будто не дремала эти 2—3 часа. Застегнула жакетъ, за перла дверь. Почему ползетъ холо домъ по сердцу такая мучительная грусть? Не потому-ли, что разсвѣтъ?.. …Блѣдное, безжизненное утро, какъ десятки такихъ утръ; блѣдная, без жизненная дѣвушка, какъ десятки та кихъ дѣвушекъ… Что у тебя новаго? Откуда это? Изъ частнаго письма. Ее любили. Ее многіе любили, правда… Н. Л Щукинъ. Новый товарищъ министра путей со/бщенія. Хакки-Бей. Новый турецкій великій визирь. Сбѣгала по лѣстницѣ, а мысль услужливо подсказывала: — Дни умираютъ, оставляя по се бѣ запахъ тлѣнія вчерашнихъ думъ и настроеній; ночи умираютъ еще бы стрѣе, такъ какъ онѣ безплодны1*… Все оттуда-же… Наивныя, трога тельныя письма съ дѣтскимъ почер комъ… Какъ это было давно!.. — Шиповникъ бѣлый, шиповникъ алый… Уже не сходитъ ли она съ ума? Пу таница въ головѣ. А ей нужно быть спокойной. На улицѣ, какъ и пред ставлялось. Влага, тишина, сѣрый дым чатый тонъ, съ вѣтокъ падаютъ кап ли. Дышалось послѣ излишне теплой комнаты жадно и радостно. Просну лось обманное чувство свободы. Ше вельнулось то ироническое, задорное желаніе самоанализа, которое всегда обострялось у нея именно на улицѣ. Навстрѣчу тащились двѣ усталыя, голодныя собаки и поглядѣли внима тельно, печально, какъ усталые, го лодные люди. Ну, ну, ничего, друзья… немного терпѣнія. Бѣгите дальше… Возможно, вы рѣшаете такіе же важ ные вопросы, какъ Марися… Женскій односторонній, запуганный умъ, одна ко, боялся подойти сразу къ ядру, т. е. выходить замужъ или отказать?.. Хе… хе… Милѣйшая, чисто-женская, вѣчная теорема. Выходить замужъ или нѣтъ? Шла и качала головой. Нѣтъ, не хочется быть женщиной… Жаль, она не писательница, не художница, не скульпторша… Она бы создала тогда что-нибудь ужасно обидное для жен щины. Женщины возмутились-бы и перемѣнились… Впрочемъ, все это ни къ селу, ни къ городу… по-дѣтски… Нужно ду мать о богатомъ, самодовольномъ и милостивомъ инженерѣ. Слышишь, Марися?.. Милостивомъ… запом ни… Nicolas, Nicolas, voilaL Ой, ерун да какая.,. Нѣтъ, не ерунда, погодите… пѣсенка несется изъ подвальнаго эта жа… да… а тамъ . жила когда-то оча ровательная Марія Б., та самая Марія Б., которая идетъ сейчасъ по городу и думаетъ объ .инженерѣ, и на ней элегантная шляпа. La, Іа… Это уже не совсѣмъ такъ просто, если при нять во вниманіе, что до сихъ поръ Марія Б. не обнимала ни одного муж чину, что ея губы не знаютъ слова— люблю, и что всѣмъ, всѣмъ, всѣмъ она обязана лишь своимъ трудолюби вымъ, упорнымъ рукамъ. Вамъ это кажется просто? Нѣтъ, совсѣмъ не просто, mesdames et messieurs… Она вспомнила первые годы нище ты. Рваные ботинки, рваную кофточ ку, блѣдное, изнуренное лицо, желч ный голосъ. — Я не могу заплатить вамъ. — Въ такомъ случаѣ, съѣзжайте… — Я заплачу вамъ скоро… — Я не вѣрю… очистите комнату… — Что же, прикажете идти на улицу? — Идите на улицу, мнѣ то какое дѣло? Разговоръ конченъ. Его продолже ніе слѣдуетъ въ столовой madame X. — Барышня, принесли деньги за обѣдъ? — Нѣтъ, но… я… если возможно… — Въ такомъ случаѣ, извините… вамъ не будетъ подано… да… изви ните. Прислуга смотритъ на нее съ враждебнымъ любопытствомъ. Она красна, по крайней мѣюѣ, какъ виш ня. Чертъ побери, ту^ покраснѣешь… Хорошо. Вотъ такъ. Штъ такъ было долго. И теперь это забыть? Вычерк нуть? Инженеръ утѣшитъ. Ха., ха.. Онъ утѣшитъ. Будетъ холить, баловать, одѣвать… Господи-Іисусе, пожалуй, онъ даже скажетъ: — Я вытащилъ тебя изъ бѣдности… безъ меня ты была бы горняшкой. Ха., ха.. Онъ скажетъ, непремѣнно скажетъ… А потомъ приласкаетъ: ,10 ЮЖНЫЙ к Р А И. Воскресенье, 24-го Января 1910 года. — Скажи, ты счастлива, что у тебя такой умный, добрый мужъ? Вѣдь, я тебѣ нивъ чемъ не отка зываю… ни въ чемъ… Охъ… Она ускорила шагъ. Поднялась старая, острая ненависть къ муж чинѣ… Ненависть раба къ господину, угнетеннаго къ угнетателю.. Мужчина!.. Она презрительно пожала плечами. Казалось, всѣ женщины, которыхъ она видѣла за свою жизнь, несчастныя, искалѣченныя, истерзан ныя, замученныя женщи ны, протягивали къ ней руки: — Помни1 о насъ… Она слышала ихъ стонъ. — Помни о насъ. Мать, оскорбляемая при дѣтяхъ и рано умершая отъ побоевъ, сестра, бро шенная съ ребенкомъ со всѣмъ юной, кузина, обе зумѣвшая послъ перваго зараженія, любимица-гор ничная, выкинутая на мостовую, и дру гія, другія, другія… сотни, тысячи кругомъ. Всѣ онѣ смотрѣли на нее, предо стерегая… — Помни о насъ… помни… Да, она помнила. Она до сихъ поръ шла въ толпѣ чистая, какъ голубка. — Лучше смерть. Разволновалась такъ, что едва не падала. Дальше, Марися, дальше, родная… То, что было вчера,—сплошная пош лость и не твое. Совсѣмъ не твое. Театръ, платье, вино… Не то—настрое ніе, угаръ. И только. А любовь? Къ черту любовь… Стоило лишь вспом нить ужасъ, заложенный въ ея кор нѣ, какъ всякое представленіе о ней дѣлалось омерзительнымъ. Да, гнус нымъ, позорнымъ, унизительнымъ для женщины. Она не хотѣла любви. Она такъ боялась стыда падшей женщины. Стыда, котораго не смоешь… Поежилась. Холодно. Глядѣла маши нально на площадь, кіоскъ, скверъ… Ну, такъ какъ же съ инженеромъ?.. Онъ спитъ и даже во снѣ доволенъ собою. Пріобрѣлъ на выгодныхъ усло віяхъ новое домашнее животное… женщину. Удобно, пріятно и неотвѣт ственно. Ха… ха… М )жегъ быть, вы слишкомъ поторопились радоваться, г. инженеръ? А? Что? Можетъ быть, завтра вы получите сухую, коротень кую записку съ отказомъ? Какъ вы думаете? Ну, спите, спите… васъ нѳ огорчили вчера, а огорчатъ лишь се годня утромъ… если вы, вообще, огор чаетесь изъ-за женщины… Я бы вамъ не совѣтовала лично… Ей Богу, не совѣтовала… Що даже совсѣмъ бла городно съ мЛ і стороны. Відохнула.жісмѣялась и пошла об ратно. * И глаза были полны вдумчивой, легкой ироніи. Анна Маръ. Віадукъ въ горахъ Греціи. Длиной 176 и высотой 115 метровъ. Ж и з н и . На пикникѣ было очень весело. Сна чала пили чай, такой вкусный и аро матный на свѣжемъ воздухѣ, среди зелени маленькой уютной полянки, за тѣмъ шумной вереницей отправились на прогулку. Шли дружно, весело, у всѣхъ было праздничное настроеніе, и всѣмъ хотѣлось веселиться, дурачить ся и шалить безъ конца. Общество, правда, было немногочисленно. Елена Григорьевна, еще молодая тридцати лѣтняя женщина, ея двое дѣтей —Пе тя и Боря, ихъ гувернантка и знако мый студентъ съ сестрой,—но эта ма лочисленность не мѣшала безпечному дѣтскому веселью, которое овладѣло всѣми. Сколько смѣха, шутокъ, весе лой перебранки и шалостей! Начинали было пѣть, но болтовня дѣтей и ве селая разсѣянность взрослыхъ мѣша ли стройности пѣнія, и начатая пѣсня, сначала : ровно и красиво разлив- I шаясн въ свѣжемъ звеня щемъ воздухѣ, какъ то сама собой оборвалась и разсыпалась на нѣсколь ко отдѣльныхъ, чуть слышныхъ аккордовъ. Шли по лугу съ еще неско шенной высокой травой, красиво пестрѣвшей разноцвѣтными точками разнообразныхъ цвѣтовъ, отъ которыхъ въ подогрѣ томъ лѣтнемъ воздухѣ стоялъ пріятный, пряный, немного слащавый запахъ; потомъ берегомъ неболь шой, мѣстами почти не видной въ зелени рѣчки, противъ полуразрушенной мельницы съ ея остано вившимся обросшимъ ко лесомъ и какой-то печаль ной задумчивой пустотой, которая всегда бываетъ въ мѣстахъ, когда-то шум ныхъ и оживленныхъ и затѣмъ затихшихъ и за глохшихъ навсегда. — Вотъ мельница: она ужъ разва лилась—продекламировалъ студентъ, указывая на почернѣвшій остовъ, ко торый красивой каймой окружали во да и зелень. — Правда, этотъ уголокъ сильно напоминаетъ декорацію въ „Ру салкѣ” — согласилась Елена Гри горьевна.—А какъ тамъ неуютно и мрачно. Вѣроятно, никто не бываетъ теперь, — Ого, я нѣсколько разъ былъ!— похвастался Петя.—Какіе тамъ цвѣты ростутъ, мамочка! Прямо таки необык новенные! — Да неужели?!… Ахъ ты, Господи! Да кто же ихъ тамъ насадилъ?!… шу тила Елена Григорьевна. — Нѣтъ, правда, удивительные, я еще не видалъ такихъ. Хочешь прине су? — Конечно, конечно, принеси!—за смѣялись всѣ. — Только скорѣе—крикнула Елена Григорьевна, когда Петя и Боря уже неслись стрѣлой по влажной зарос шей тропинкѣ, которая, причудливо извиваясь между кустовъ и высокой травы, сильно удлиняла дорогу къ мельницѣ. Скоро ихъ совсѣмъ стало не видно за зеленью и не слышно го лосовъ. — Вь поиски за рѣдкостью—пошу тилъ имъ вслѣдъ студентъ.—Чго-жъ, мы двинемся или будемъ ждать на шихъ изслѣдователей? — Чего же ихъ ждать?—имъ доро га знакома. Идемте лучше пить чай,—■ предложила хозяйка,—а на рѣдкости еще успѣемь насмотрѣться. Всѣ разсѣянно побрели назадъ та кіе же веселые и довольные. По доро гѣ опять шутили, смѣялись. Студентъ началъ съ середины первую попав шуюся ему веселую пѣсню, женскіе голоса подхватили, и вышло красиво и удачно. — Споемъ что нибудь получше— предложила гувернантка, у которой былъ звучный и довольно красивый голосъ. — Да, правда; здѣсь такъ хорошо поется—поддержала Елена Григорьев- Греческій крестьянинъ. Воскресенье, 24-го Января 1910 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ. 11 на. Ну, Павелъ Степано вичъ, запѣвайте. — Среди долины ров ныя На гладкой высотѣ— началъ студентъ — Стоитъ растетъ вы сокій дубъ.. Въ могучей красотѣ — смѣло и красиво подхва тили голоса, и пѣсня ве личественная и плавная полилась въ начинавшемъ темнѣть воздухѣ. Обогнули рѣчку, про шли лугъ. Вотъ уже пока залась знакомая полянка, которая какъ-то потемнѣ ла, нахмурилась и уже вы- Смотрѣла теперь не такъ привѣтливо. — Однако, уже сильно темнѣетъ. Чго-жъ это’ наши изслѣдователи про пали—спохватилась Елена Григорьевна.—Пора до мой! ^Французская эскадра въ Пирейскомъ портѣ.*’’ какъ ей кажется, напла канное… Мгновенно пе редъ ея глазами всплы ваетъ старая мельница, бушующій омутъ и на немъ кудрявая черная головка, такая знакомая, такая милая… Елена Гри горьевна съ безсознатель ной дикей надеждой на пряженно всматривается въ Петину кроватку, но она пуста и такъ печально, такъ грустно пуста. Гдѣ- то онъ теперь? 4 противъ воли проносится въ мозгу. Щемящая, острая тоска заливаетъ душу. Сердце какъ-то странно дрожитъ, какъ будто обрывается. Она понимаетъ все и без сильно опускается на опу стѣвшую подушку. Зотова. Вонъ кто-то изъ нихъ бѣжитъ. Кажется, Боря—обернулся студентъ.— Онъ и есть! Что, братъ, каковы ре зультаты?! Всѣ разсмѣялись. — Боже, какъ онъ быстро бѣжитъ -‘-точно за нимъ гонятся—улыбнулась Елена Григорьевна.—Ну что, догналъ таки? А гдѣ Петя?—наклонилась она къ Борѣ, который со всего бѣга су дорожно вцѣпился вдругъ въ ея платье и подавленно молчалъ. — Вотъ такъ изслѣдователь—под шутилъ студентъ, и опять всѣ разсмѣ ялись. ѵ — Мамочка! Петя упалъ въ воду— крикнулъ вдругъ Боря сдавленнымъ голосомъ, какъ будто что то перехва тило ему горло и мѣшало говорить. Въ мигъ исчезла веселость, и что-тф страшное ударило по сердцу и насы тило воздухъ. Съ минуту всѣ молчалй( какъ пришибленные, потомъ смѣша лись и засуетились. Какъ? Гдѣ? по слышались испуганные голоса. Елена Григорьевна что-то крикнула хрип лымъ голосомъ и, покачнувшись, рва нулась къ мельницѣ, остальные без сознательно побѣжали за ней. Впере ди всѣхъ бѣжалъ Боря, широко от крывъ испуганные глаза, громко пла ча, всхлипывая и задыхаясь. Дорога показалась удивительно длинной и мучительной. У всѣхъ под гибались и дрожали ноги, замирало сердце, сохло во рту. Вотъ, наконецъ, и плотина. — Здѣсь, здѣсь!—плачущимъ отъ отчаянія голосомъ закричалъ Боря, ука зывая на почернѣвшій отъ времени мостикъ, прилегавшій къ плотинѣ. Всѣ остановились и какъ будто растерялись. — Павелъ, спаси его— задыхаясь шептала сестра студента. — Полѣзайте, можетъ быть, вы до станете его—захлебываясь отъ волне нія просила гувернантка. Студентъ растерянно молчатъ. Всѣ были подавлены, всѣмъ хотѣлось пла кать и кричать отъ горя, но не хвата ло силъ что либо предпринять, хотя всѣ съ ужасомъ сознавали, что надви гается что-то страшное и что нельзя медлить ни минуты. — Спасите-же его! Что же вы стоите?! —крикнула внезапно Елена Григорьев на и въ какомъ-то изступленіи вцѣпи лась въ плечо студента, толкая его въ воду и что-то несвязное говоря о Богѣ, о смерти, о помощи. — Мамочка! Милая мамочка! Вонъ онъ! Вонъ онъ!—дикимъ, не то испу ганнымъ, не то обрадованнымъ голо сомъ вдругъ закричалъ Боря, указывая на середину сломанной запруды, гдѣ волновался и крутилъ омутъ. Всѣ жадно впились глазами по ука занному направленію, гдѣ на потем нѣвшей уже водѣ на минуту показа лась черноволосая головка, затѣмъ рука, и потомъ все скрылось. — Онъ уже мертвъ—услышала Еле на Григорьевна чей-то голосъ и по чувствовала, какъ у’ ней сразу онѣмѣ ли ноги, что-то сдавило въ груди и подкатило * къ горлу. Вдругъ все по бѣлило смѣшалось и исчезло… Елена Григорьевна открыла глаза. Что такое было со мной?.-. Или это сонъ?.. – Смутно припоминала она, огля дываясь кругомъ. Въ комнатѣ было, тихо, пахло валерьяновыми каплями и « ’ еще какимъ то лекарствомъ. Непода леку отъ нея на маленькомъ столикѣ горѣлъ ночникъ, мягко освѣщая пред меты и ложась свѣтлыми, но неяріщми полосами на разостланномъ передъ кро ватью коврѣ. — Зачѣмъ же Мери-то здѣсь?—по думала Елена Григорьевна, замѣтивъ гувернантку, которця спала въ креслѣ у окна, облокотивщись на подокон никъ: такъ неужели?.. — (мр^ббяпасъ договорить.—Туда… въ .ifpcfcyio; онъ тамъ… узнаю…—промелъйчуло у ней въ головѣ, и жуткая радость хватила ду’Шу при мысли, чго сейчасъ, сейчасъ она увидитъ его. Ей такъ хочется его видѣть. Еще никогда она не испыты вала такого страстнаго, такого силь- наф желанія. Она вскакиваетъ съ по стели и быстро, безшумно, какъ тѣнь спѣшитъ въ дѣтскую. Скорѣй, скорѣй! еще минута, и будетъ такъ хорошо, такъ спокойно. Вотъ и дѣтская. Какъ здѣсь уютно и свѣтло отъ лампады. Чистыя, бѣлыя кроватки, игрушки, столъ, но… — Мамочка, это ты? Ты что?—слы шитъ Елена Григорьевна и видитъ, какъ изъ одной кроватки поднимается личико Боріі чѣмъ-то испуганное и, іВеликІе люди предъ своими подругами. Изъ любовной переписки знаменитостей. Ужъ на что Жоржъ-Зандъ свободно мѣ няла своихъ л.обовниковъ—и то она не отдавала себѣ отчета въ своемъ непосто янствѣ. При всякой новой связи она тор жественно порывала со своимъ прошлымъ и мысленно „очищала” свою душу и тѣ ло, посвящая себя „на-вѣки“ новой стра сти; но какъ только она разочаровывалась въ своемъ очередномъ любовникѣ, она безъ колебаній давала ему отставку. Только съ Альфредомъ де-Мюссе Жоржъ-Зандъ не много поцеремонилась, жалѣя нервнаго „мальчика.” Но съ Меримэ, напримѣръ, она разошлась тотчасъ же послѣ перваго любовнаго знакомства. Наканунѣ она на писала ему пламенное письмо, въ кото ромъ увѣряла, что онъ найдетъ въ ней навѣки преданную душу и морально чи стое, непорочное (!) тѣло, а днемъ позже ему случайно удалось прочесть въ запис ной книжкѣ своей поклонницы: „Была съ Меримэ, неважно (pas fort)—лучше взять другого,” послѣ чего Меримэ ретировался. Замѣчательно, что лучшія любовныя письма пишутъ, эа рѣдкими исключеніями, не литераторы, а люди, которые въ обык новенное время хуже всего владѣютъ перомъ. „Португальская монахиня” попала въ исторію французской литературы только благодаря своимъ письмамъ на француз скомъ языкѣ. Бъ XVII вѣкѣ католиче скія монахини изъ хорошаго общества еще пользовались извѣстной личной сво бодой и охотно завязывали на сторонѣ любовныя интриги. Маріанна де-Алькафа- радо увлеклась французскимъ маршаломъ де-Шамильи и въ трогательныхъ выраже ніяхъ изливала, послѣ его отъѣзда, свою любовь н ревность. „Я ^ ы желала,—писа ла она невѣрному,—чтоіж другія женщины раздѣляли мои чувства Я тебѣ, чтобы онѣ также страдали, но чтобы ты отвѣ чалъ только мнѣ… Однако, я тебя такъ люблю, что была бы въ состояніи полю бить и ту женщину, ради которой ты мнѣ измѣнилъ. Я готова была бы стать ея служанкой, лишь бы видѣть тебя—и ви дѣть счастливымъ.” Какое милое письмо-импровизація выли лось изъ-подъ пера у Бенжамэпа Конста- на, извѣстнаго политическаго дѣятеля и ,12 Группа членовъ перваго отдѣленія I харьковскаго гимнастическаго Общества. оратора эпохи великой революціи, по адре су г-жи Рекамье: „Завтра вечеромъ, зав тра вечеромъ? Что за вечеръ? Для меня онъ начнется въ пять пасовъ утра! Зав тра? Для меня это уже сегодня. Я буду у вашихъ воротъ уже къ 9 часамъ. Мнѣ скажутъ, что васъ нельзя еще вкдѣть.То- гда я вернусь часамъ къ 11. И буду упорно возвращаться, пока меня не при мутъ. II я уже впередъ страдаю при мыс ли, какъ вы меня заставите страдать…. До свиданія вечеромъ, который начнется утромъ!* Генералъ Наполеонъ Бонапартъ Жозефи нѣ: „Когда мнѣ дано будетъ, наконецъ, освободиться отъ всякихъ занятій и по святить все мое время тебѣ, ни о чемъ другомъ не заботиться, какъ о нашей люб ви, о нашемъ личномъ счастьи? Надѣюсь, что ты сможешь скоро пріѣхать ко мнѣ. Нѣсколько дней тому назадъ я еще ду малъ, что я тебя только люблю, но съ тѣхъ поръ, какъ я тебя люблю, я вижу, что люблю тебя въ тысячу разъ больше, чѣмъ могъ себѣ представить. Съ каждымъ днемъ я тебя все больше обожаю. Это доказываетъ, какъ невѣрно изреченіе .іа- БрЮиера, что любовь приходить сразу. Нахожу въ тебѣ все новыя качества, и не могу открыть твоихъ недостатковъ.Умо ляю тебя, покажи мнѣ, въ чемъ твои не достатки, чтобы я могъ урезонить себя. Будь хоть менѣе красивой, менѣе граціоз ной, менѣе нѣжной, менѣе доброй. Но вся комъ случаѣ, будь менѣе ревнивой, не іід ц ч ь никогда. Твои слезы отнимаютъ у меня разумъ, жгутъ мнѣ кровь. Пріѣзжай, чтобы мы могли, прежде чѣмъ умереть, но меньшей мѣрѣ, сказать: мы были счастли вы столько-то дней. А въ ожиданіи, тіо dolce amor, посылаю тебѣ милліонъ по цѣлуевъ, но ты меня обратно не цѣлуй: это жжетъ мнѣ кровь.* Гамбетта—г-жѣ Леонъ: „Я не могу больше различать между ощущеніями, ко торыя ты даешь мнѣ испытывать. Наша душевная радость очищаетъ даже тѣлсс ныя наши увлеченія. Ты одна способна была меня поднять до этихъ ослѣпитель ныхъ вершинъ страсти, облагороженной сліяніемъ двухъ умовъ. Я теперь парю съ тобою въ тѣхъ высшихъ сферахъ, куда стремилось столько великпхъ сердецъ пу темъ порочныхъ увлеченій, которыя ихъ только отдаляли отъ цѣли. Я тебя обо жаю и до боли стискиваю въ моихъ объя тіяхъ. Приходи завтра—и я паду къ тво имъ ногамъ.* (Снимки фотографическаго склада Анатолія Вернера). Гішографія и фото-цинкографія «Южнаго Края», Сумская ул., д. А. А. Іозефишіча. ЮЖНЫЙ КРАЙ. Воскресенье. 24-го Января 1910 гола.