Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ Пятница, 25-го декабря 1909 года. ф і ; (Рождественская сказка). Не однѣ только птицы улетаютъ зимой въ теплыя страны. Улетаютъ вмѣстѣ съ ними лѣсные и полевые духи, невидимые людямъ. Легкіе, воздушные, они неустанно носятся лѣтомъ и весной съ цвѣтка на цвѣ токъ, съ дерева на дерево, и, куда прилетятъ они, тамъ ярче кажется зелень, силь нѣе благоухаютъ цвѣты… А къ осени духи улетаютъ… *** Наступала осень. Падали пожелтѣвшіе листья старой, запущенной рощи, гибла въ полѣ высохшая трава. Небо все чаще покрывалось туча ми. И духи рощи рѣшили, что пора имъ на югъ. Они собрались на полянѣ и уже были готовы взмахнуть крыльями, когда замѣтили, что среди нихъ нѣтъ одной Феи, самой нѣжной и самой красивой… — Гдѣ она?—спрашива ли духи озабоченно другъ друга, надо позвать ее..’. Уже пора… — Мы ее звали—отвѣчая и подругиФеи.-Она не хочетъ улетать; она говоритъ, что не можетъ разстаться со своей елочкой, которую слишкомъ любитъ… — Но, вѣдь, она застынетъ тутъ и будетъ совсѣмъ одна… — Мы говорили ей и это… Она все таки хочетъ остаться. — Позовемъ ее еще разъ, рѣшили ду хи и полетѣли къ небольшой, стройной елочкѣ, на вѣткѣ которой, нѣжно при жавшись къ дереву, сидѣла юная Фея. —• Летимъ съ нами! крикнули Феѣ духи… Скорѣе… — Нѣтъ, нѣтъ… Я не могу оставить свою елочку, отвѣчала она. И прибавила: Мнѣ грустно разста ваться съ вами, но нельзя разстаться съ елочкой. Счастливый путь! Не упраши вайте больше, прощайте! Счастливый путь! И духи поняли по ея взгляду, что она останется… — Прощай! крикнулъ предводитель ихъ, поднимаясь въ воздухъ. — Прощай! до весны. — Прощай! повторили другіе, подни маясь вслѣдъ за нимъ. — Прощайте! прошептала Фея, еще нѣжнѣе и крѣпче прижимаясь къ своей елочкѣ… Она всей душей любила деревцо, и елоч ка любила ее. Правда, деревцо не могло говорить, но зато какъ оно ласкало ма ленькую Фею, какъ нѣжно баюкало ее, укачивая на своихъ вѣткахъ!.. Все лѣто онѣ почти не разлучались, а теперь оста^іЦь вдвоемъ, совсѣмъ вдво емъ… Впрочемъ, онѣ не скучали. Фея раз сказывала ілоякѣ чудныя сказки, елочка Мадонна и Христосъ младенецъ. Картина Джіованни Беллини (Глава старинной венеціанской школы. 142 — 15І6). Эта картина пріобрѣтена городскимъ музеемъ въ Ныо-Іоркѣ. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 9874. — Мнѣ холодно… Я сты ну, шептала ей Фея, обни мая ее, я скоро засну и проснусь весною, а ты… ты, елочка, баюкай меня. И Фея заснула на вѣткѣ, и снѣгъ покрылъ ее. •V Но проснулась она не вес ной; ее разбудилъ веселый смѣхъ и говоръ. Было тепло и свѣтло. Елочка сіяла сот ней огоньковъ, сверкавшихъ на каждой вѣткѣ, и вся бы ла увѣшана красивыми, блестящими вещами… Она стояла посреди боль шого зала, а кругомъ нея прыгали и шумѣли дѣти. Сколько было ихъ! И всѣ тянулись къ елочкѣ, всѣ улыбались ей… — Милая елочка!—какъ хорошо, прошептала Фея… Какъ хорошо. Но елочка только дрогну ла въ отвѣтъ… Она умира ла… Переставали двигаться по ея сосудамъ живительные соки, гибла красота убора… Все кончалось для срублен наго деревца. — Елочка! что съ тобою?— прошептала Фея, начиная догадываться объ ужасной правдѣ, и вдругъ поняла все и заплакала, роняя не видимыя, ароматныя слезы… — За что? спрашивала она съ тоскою, за что погу били тебя?.. Что ты сдѣла ла имъ?… Но никто не слышалъ жалобъ Феи, никто не видѣлъ ея. Всѣ смѣялись и шутили,.. Потомъ красивая женщина сѣла за фортепіано; полились мягкіе звуки вальса, и маленькія парй*«* закружились по комнатѣ около умирав шей елочки. И подъ эти звуки дерево аі» послѣдній разъ дрогнуло своими вѣтками]» прощаясь съ Феей. I» ■ Фея плакала. Ей было тяжело теперь глядѣть на дѣтей, ради чьего удоволь ствія погибъ ея лучшій другъ. — Неужели никто изъ нихъ не пони маетъ?—думала она съ горечью…—Не ужели никому нѣтъ дѣла до моей елоч ки?.. Безсердечные, жестокіе маленѣігіе люди… Я не люблю васъ… Но какъ разъ въ эту минуту къ елкѣ подошелъ худенькій мальчикъ съ задум чивыми, черными глазами; съ нимъ бы ла его мать. Нѣкоторое время они мол ча глядѣли на дерево и, навѣрно, замѣ тили бы Фею, если бы она не была не видимой. — О чемъ ты задумался? — спросила мать мальчика,—ты думаешь о томъ, ка кую получишь игрушку? Скажи мнѣ, ка кая тебѣ нравится, ту я тебѣ и до стану… — Нѣтъ, мама, я думаю не объ иг рушкѣ.., Я думаю объ елочкѣ… Скажи, мама, она теперь умретъ? уже не будетъ больше расти?… тихо баюкала Фею, и дни проходили у нихъ незамѣтно. Но осень не шутила. Все ненастнѣе и хмурѣе становилось небо; все холод нѣе дѣлался вѣтеръ, и даже морозъ на чиналъ погуливать около рощи, леденя ее своимъ суровымъ дыханіемъ. Фея начала зябнуть. Улетѣли послѣднія птички. — Хочешь, возьмемъ тебя съ собою? предлагали онѣ Феѣ. Смотри, какъ холод но сейчасъ, а послѣ будетъ еще холоднѣе. Плохо будетъ тебѣ, а тамъ, куда мы летимъ, тепло, весело, тамъ твои подруги. Прой детъ осень и зима, весной мы принесемъ тебя назадъ къ твоей елочкѣ, и ты сно ва будешь съ Полетимъ… — Нѣтъ, нѣт^^^^^нала Фея. Елочка неодо0^^^^^ИЬш’мѣла:л4п”ка- ми, словно ссу>И^^^^^НВ| евцрго др^ га, но Фея обняі^^^НрЩвдф^п|ішепта- — Я не могу я люблю те бя… моя милая елочка!… И елочка стихла подъ этой лаской… * * Стало еще холоднѣе… Запрятались въ норы звѣри, зайцы перемѣнили свои шуб ки, выпалъ первый снѣгъ и запушилъ елочку… ,ЮЖНЫЙ КРАЙ. Елка для бѣдныхъ дѣтей. — Конечно, нѣтъ… — Мнѣ жаль ее, мама… И онъ грустнымъ, грустнымъ взгля домъ окинулъ елочку… Сердце Феи дрогнуло… — Милый, добрый.—прошептала она… Ей стало легче… Она уже не чувствовала себя столь одинокой, какъ прежде… Весь вечеръ она слѣдила за мальчикомъ и сквозь слезы улыбалась ему, заглушая этимъ тоску по елочкѣ. А когда вечеръ кончился, тихо слетѣла ему на плечо… ” —- Ты добрый, добрый,—сказала она ему тихо… Я люблю тебя… Елочка умер ла, мнѣ тяжело, но я пойду съ тобой, и мнѣ будетъ легче… И я буду говорить тебѣ сказки… хорошія, свѣтлыя сказки… — Мама, мама!—мнѣ хорошо, сказалъ мальчикъ улыбаясь… Но почему хорошо, онъ не могъ сказать. Онъ, вѣдь, не по нялъ, что собственно сказала Фея, и не услышалъ ее, а только почувствовалъ ея близость и ласку..- Только почувствовалъ. * * * А ночью, когда онъ спалъ, Фея раз сказала ему свою первую сказку о дале- Одиночество, РАЗСКАЗЪ. Всѣ торопятся. Стараются поскорѣе окончить заботы дня, чтобы этотъ ве черъ провести въ уютномъ кругу, и подъ яркими огнями улыбнуться искреннѣе, чѣмъ всегда. Тепло, не по декабрьски. И снѣгъ пушистый и лег кій лѣниво ложится подъ ноги и ти хо поскрипываетъ. Отъ этого снѣга улица слегка туманится, и смягчается свѣтъ электричества. А встрѣчныя ли ца, возникающія въ свѣтѣ фонарей и окнахъ магазиновъ, жмурятся отъ это го ласковаго снѣга, что ложится на рѣсницы и волосы. Звягинъ идетъ медленно и безцѣль но. Его томитъ непонятная грусть. Ему одиноко, и такъ странно кажет ся, что ему, у котораго такой обшир» ный кругъ знакомыхъ, въ этотъ ве черъ некуда пойти. Грусть обострила его черты, и его красивое лицо задум чиво и непривѣтливо. Поэтому встрѣч ныя женщины, скользнувъ по нему взглядомъ, опускаютъ рѣсницы и спѣ шатъ мимо, испугавшись своего мгно веннаго вниманія. Но одна дѣвушка въ котиковой шапкѣ, стройная и темноволосая, по смотрѣла на него широко-открытымъ взглядомъ и, пройдя мимо, оберну лась. Звягинъ обернулся тоже и про свѣтлѣлъ. — Лиза!—крикнулъ онъ. И протя нулъ руки. Лиза улыбнулась ему, покраснѣла, 11 Пятница, 25-го Декабря 1909 года /Г Рождественское утро. У елки. Елка священника-вдовца. Чужой праздникъ. и вдругъ улыбка на ея лицѣ погасла, и она нахмурилась, чужая и блѣдная. — Лиза, голубка родная, какъ дав но… Куда же вы теперь идете? Какъ я радъ, какъ счастливъ, что встрѣ тилъ васъ. Звягину, дѣйствительно, стало вдругъ хорошо и тепло. — Къ брату. У нихъ сегодня гости, сказала Лиза. До свиданія, вамъ, мо жетъ быть, некогда… — Нѣтъ, что вы. Я хочу васъ про водить… Вѣдь, можно васъ проводить? волнуясь, спрашивалъ Звягинъ и за глядывалъ ей въ лицо, ставшее хо лоднымъ и враждебнымъ. — Мнѣ кажется, вамъ незачѣмъ… Идите, если хотите… Звягину опять стало грустно. Ему хотѣлось сказать что-нибудь ей, что бы она его поняла, пожалѣла. — Лиза, я такъ радъ… У меня се годня тоска… Мнѣ кажется, что у ме ня нѣтъ никого близкаго, кому я могъ бы сказать что-нибудь теплое, про стое и хорошее… Лиза, неужели вы сердитесь? Она шла, не замедляя шага. Ея хо рошенькое лицо исказилось въ иро ническую гримасу. — Удивительно. Откуда у васъ та кое одиночество? Вы такой счастли вый… Побѣдитель женскихъ сердецъ… Звягину стало больно. — Лиза, ради Бога, не говорите такъ. Почему вы не хотите понять меня? Неужели вы мнѣ врагъ? Боже мой, я чувствую въ васъ такую враж ду. За что? — Да, врагъ, злобно крикнула Ли за. Вы еще спрашиваете—за что? Вы прекрасно знаете… — Лиза, я васъ любилъ,—вырва лось у Звягина. — Любили? иронически и удивлен но переспросила она.—Долго-ли? И развѣ вы способны любить… Знаете, что, Звягинъ, уходите. Прощайте. Мнѣ, право, непріятно, что я васъ встрѣ тила. ; Но Звягинъ шелъ рядомъ. Онъ не могъ уйти. Тоска стѣснила ему грудь. Почему онъ долженъ уйти? Вѣдь, онъ любилъ эту дѣвушку, онъ отдалъ ей столько души, столько яркихъ дней и ласковыхъ восторговъ. Правда, все это ушло, такъ хотѣла жизнь. Но, вѣдь, онъ ее любилъ искренно, всѣмъ сердцемъ. Развѣ онъ хотѣлъ ей зла? Жизнь и судьба были сильнѣе ихъ. — Лиза, развѣ я тебѣ сдѣлалъ зло тѣмъ, что любилъ тебя?—тоскливо спрашивалъ онъ. Почему мы не мо жемъ быть друзьями, моя родная, хо рошая? Ну, что-же, что прошла страсть, мука, ревность и все то, что дѣлало 10 Пятница, 25-го Декабря 1909 года. кой, счастливой странѣ, гдѣ были ея подруги. * * * И она осталась съ нимъ и много ска зокъ разсказала ему. А онъ, когда вы росъ, пересказалъ ихъ людямъ… И, если его спрашивали, какъ онъ на учился разсказывать такія хорошія сказ ки, отвѣчалъ… — Я не знаю… Должно быть, меня за что-нибудь любитъ Фея сказокъ… , в П. Лозановъ. ЮЖНЫЙ КРАЙ. ,12 ЮЖНЫЙ КРАЙ. На ЕЬіставкЬ акварелей академика А. Н. Бенда. Южный берегъ острова Белиль Бретань). Картина, пріобрѣтенная въ музей Академіи художествъ. насъ безумными. Я и теперь люблю тебя… Но иначе… Лучше. Лиза разсмѣялась. — Спасибо. Пойте это всѣмъ жен щинамъ, которыхъ вы обманываете… Я обманулась въ васъ, понимаете? Вы обманули мою дѣвичью мечту. Не нужно мнѣ этой вашей кислой любви. Вамъ нечего сказать въ свое оправ даніе, и вы придумываете какую то иную любовь. Любить можно только одинъ разъ и навсегда… Звягинъ замолчалъ. Ему нечего бы ло сказать. Боже мой, неужели такъ всегда?! За всю тоску, нѣжность, за всѣ сожженныя силы, которыя онъ имъ отдавалъ, за всѣ муки неутолен ной жажды—онѣ встрѣчаютъ его съ враждебной замкнутостью, и ему хо лодно, и онъ одинъ. Лиза, вѣдь, я люблю тебя. Лиза, родная, вѣдь, ты понимала и любила меня… Гдѣ ты? Гдѣ… Я одинъ. У меня холодное тоск ливое одиночество… Онъ молчалъ и шелъ рядомъ. Лиза ждала, что онъ скажетъ, и смотрѣла на него сбоку. — Да, сказала она, мы не можемъ быть друзьями, и лучше, если вы ме ня совсѣмъ оставите въ покоѣ. Звягинъ остановился. Взялъ ея руку. — Ты мнѣ совсѣмъ чужая, Лиза,- – сказалъ онъ глухо.— Какъ это стран но, и почему э^о такъ выходитъ? Ты любишь кого-нибудь! Лиза вскинула на него острый взглядъ. — Я? Люблю кого-нибудь? Ну, это васъ уже не должно касаться, сказа ла она, вспыхнувъ. Протайте, Звягинъ. Мнѣ уже близко. Вамъ, вѣроятно, то же пора… Прощайте. Она быстро пожала ему руку и по шла за уголъ. Звягинъ остался и крик нулъ вслѣдъ. — Лиза! Итакъ, больше ничего? На всегда… — Незачѣмъ встрѣчаться,—бросила она, обернувшись. Желаю вамъ успѣ ха въ вашихъ похожденіяхъ. Вамъ сегодня, навЬрно, будетъ весело… И она заторопилась, поднявъ муф ту къ лицу и еще разъ невольно обер нувшись вслѣдъ уходящему Звягину. А Звягинъ шелъ подавленный и ду малъ о томъ, какъ больно и неспра ведливо онъ не понятъ, какая вели кая любовная тоска живетъ въ его сердцѣ, какъ чисто и свѣтло онъ лю битъ ихъ, этихъ враждебныхъ жен щинъ, не знающихъ другой логики, кромѣ логики своего сердца. И еще думалъ онъ о томъ, что ему сегодня некуда пойти, несмотря на обширный кругъ знакомыхъ. Онъ шелъ одиноко и безцѣльно, и легкій, пушистый, теплый снѣгъ ложился ему на плечи и тихо скрипѣлъ подъ но гами. Дм. Цензоръ. Въ праздникъ. Посвящается сельской учительницѣ. Сегодня праздникъ. Въ дымкѣ тучъ Померкъ холодный солнца лучъ, И скупо льется сумракъ блѣдный Сквозь ледяной узоръ окна Подъ темный сводъ каморки бѣдной. Склонившись надъ столомъ, она Сидитъ надъ книжкой молчаливо. Темно. Не видно больше строкъ. Она встаетъ неторопливо И, на плечи большой платокъ Накинувъ, на крыльцо выходитъ. Дворовый песъ у дома бродитъ, Бѣжитъ… ласкается у ногъ, Хвостомъ виляетъ, лижетъ руки, Глядитъ въ глаза и ласки ждетъ… — Какая тишь… Дневные звуки Смолкаютъ… Смутный гулъ идетъ Изъ отдаленнаго селенья… Какъ будто смѣхъ, какъ будто пѣнье, Невнятный говоръ голосовъ… И крикъ… И жуткій шумъ лѣсовъ— Застывшихъ вѣтокъ трепетанье, Иль почвы тяжкое дыханье Подъ бѣлой пеленой снѣговъ. Все гуще черный пологъ ночи, Земля безлюднѣй и темнѣй, А въ небѣ звѣздъ нѣмыя очи Зажглись мирьядами огней—- И говорятъ душѣ о тайнахъ, О свѣтлыхъ грезахъ юныхъ дней, О встрѣчахъ радостныхъ, случай ныхъ… Богъ вѣсть о чемъ… Въ нѣмой тиши Нигдѣ ни звука, ни души… Все спитъ въ безмолвіи забвенья Глубокимъ сномъ оцѣпенѣнья… Лишь вѣтра прихотливый бѣгъ Въ сугробы вьетъ сыпучій снѣгъ, Къ крыльцу избушки сиротливой, Чуть видный заметая ходъ. — Что, песикъ, въ даль глядишь пытливо? Пойдемъ, никто не позоветъ… А. Боане. Типографія п фото-цинкографія „Южнаго Края,“ Сумская ул., д. А. А. Іозефовнча. Пятница, 25-го Декабря 1909 года.