Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 7-го Сентября 1908 года. Графъ Л. Н. Толстой въ кругу своей семьи. МУЧИТЕ ДИ. — Опечка… видишь пи, мамочка… — Дуракъ! Выругалась, хлопнула дверью и ушла въ кухню. Отставной поручикъ Захупалинъ мец. ленно выпрямился, покосился на дверь, потомъ на свои золотыя пуговицы и пре зрительно фыркнулъ. — Тоже, подумаешь! — пробормоталъ онъ, стараясь придать своему лицу неза висимое и презрительное выраженіе.— Сама то не больно умна! Пф!.. Онъ фыркалъ, хорохорился, но лицо его сохраняло выраженіе несчастное, испуганное, забитое, и придать себѣ го р дую и воинственную осанку, не смотря на всѣ старанія, не удавалось; спина гнулась, а глаза испуганно косились на дверь. Сгорбившись и стараясь ступать воз можно мягче, Захудалинъ подошелъ къ окну и сталъ смотрѣть на дворъ, гдѣ все было такъ знакомо и давно надоѣло, гдѣ все напоминало о скучной, безцѣль ной жизни, о старости…^ * г Ему очень хотѣлось выпить рюмку водки, но онъ по опыту зналъ, что под ступиться къ Олечкѣ, когда она разсер жена— невозможно, а о томъ, чтобы пой ти въ буфетъ безъ позволенія, было страшно даже подумать. — Вѣдь, вотъ ж е,— думалъ о н ъ , – ко сясь на дверь, какъ будто Олечка могла подслушать его мысли, — боюсь, а почему, спрашивается? Я тружусь, работаю, спв- довательно, и водка и все вь этой квар ти рѣ принадлежитъ мнѣ, а она почему- то все забрала и безъ позволенія я не могу чихнуть. Глупо! Дѣйствительно, это было глупо,“ но фактъ оставался фактомъ. Опечка, кото рая много* лѣтъ назадъ обворожила За- худалина своею молодостью, красотой, веселостью,— постарѣла, стала полной, ворчливой дамой, придирчивой и злой, и мукамъ бѣднаго поручика не было конца. — Добро бы еще была настоящая же на,— думалъ Захудалинъ, – а то, что та кое? Такъ себѣ… даже стыдно подумать, что такое… — Мой другъ, мой нѣжны й другъ!., за оралъ кто-то басомъ въ верхнемъ этажѣ. Мучимый жаждой выпить, точно угры зеніями совѣсти, Захудалинъ метнулся въ сторону и рѣшился. Сгорбившись, съ заискивающей улыбкой, колеблющеюся походкой, онъ добрался до кухни, просу нулъ голову въ дверь и просящимъ, роб кимъ голосомъ сказалъ; — Опечка, ты не сердишься? Послѣдовало довольно проаолжитепь. ное молчаніе, прерываемое J вздохами Олечки. — Ты не сердишься? а? Олечка?.. Олечка молчала и ея красное и жирное лицо выражало кротость и терпѣніе. — Я… я бы, мамочка, хотѣлъ тсго, этого самаго… рюмочку…— самъ удивля ясь гвоей смѣлости забормоталъ Заху- далинъ, — рюмочку?.. Ты не безпокойся, я самъ, я самъ… А? мамуся! можно един ственную? Олечка вскочила. — Иродъ! взвигнупа она и пустила ключами въ ствнку. — Мучитель! Крово пійца! Бери все, бери ключи! Гони изъ дому! Грабь! Растрачивай добро! Аспидъ! Захудалинъ осторожно, точно боясь, чтобы его кто не пихнулъ сзади копѣн- ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 9481. ,10 Воскресенье, 7-го Сентября 1908 года. кой, подобралъ ключи, положилъ ихъ около Олечки и шмыгнулъ изъ кухни. Потомъ, стоя у окна, онъ смотрѣлъ ка дворъ, на небо, гдѣ бѣжали свободныя, такія бѣлыя, такія легкія облака, облака, которымъ не было никакого дѣла до Олечки, до водки и вообще до всего земного,— и думалъ. Напротивъ была „мастерская дамскихъ нарядовъ”, и у оконъ въ третьемъ эта ж ѣ съ ранняго утра и до поздней ночи виднѣлись дѣвичьи головки и слышались молодые звонкіе голоса. Поручику очень хотѣлось посмотрѣть туда, но онъ боялся: а вдругъ, какъ у в и дитъ дворникъ, да скажетъ Матренѣ, а Матрена— Олечкѣ, а Олечка… — Н ѣтъ , луч ше не смотрѣть! Вотъ внизу прошелъ студентъ, что живетъ въ пятомъ этажѣ, у прачки, — въ старенькой туж ур кѣ и полинявшей фу ражкѣ, и по его худому, изнуренному лицу было видно, какъ трудно ему про биваться. — Это ничего!— думалъ Захудалинъ,— пусть трудно, но онъ молодъ и свобо денъ, а это главное. Да, главное!. По томъ— у него впереди цѣлая жизнь… Да… Вечернюю тишину вдругъ прорѣзалъ какой-то рѣзкій, непріятный звукъ. Это на улицѣ мастеровые играли на гармо никѣ. Гармоника визжала, смѣялась такъ нахально, такъ дерзко, вызывающе, п о томъ вдругъ всхлипнула и заплакала ж а лобно, со стономъ и въ этихъ стонахъ было столько ужасной, безысходной то ски, столько страданья! и, слушая ихъ, хотѣлось плакать… Захудалину вдругъ страстно захотѣ лось вонъ изъ дома, на воздухъ, подаль ше отъ душныхъ стѣнъ, отъ Олечки, отъ рабства… Онъ подумалъ, что хорошо бы пойти теперь на улицу, въ трактиръ, на питься тамъ и потомъ ходить по ули цамъ вмѣстѣ съ мастеровыми, играть на гармоникѣ жалобныя пѣсни и пѣть. Отъ этихъ мыслей ему мучительно за хотѣлось водки, до того захотѣлось, что даже засосало подъ ложечкой и непріят но защекотало въ горлѣ. А гармоника плакала, визжала, насмѣ* халась надъ страданьемъ, захлебывалась..- И почему то Захудалину смутно вспомни лось, какъ онъ юнкеромъ гулялъ на да чѣ въ паркѣ съ барышней. Барышня бы ла пустенькая, сентиментальная. Она, какъ бы нечаянно касалась его руки и, глядя на небо, говорила мечтательно: — Ахъ, какъ бы я хотѣла полетѣть къ этимъ звѣздамъ!.. И это воспоминаніе наполнило душу поручика умиленіемъ. Онъ подумалъ, какъ хорошо было бы теперь бросить Олечку, забыть все, что окружаетъ его, расплатиться съ долгами и начать какую-нибудь новую жизнь, хо рошую, достойную человѣка. Стоя у окна, онъ мечталъ.., Въ кухнѣ посыпались тарелки: одна, другая, третья… — Ироды! взвизгнула Олечка,— мучите ли! Н ѣ т у на васъ погибели! Аспиды! Захудапинъ вздрогнулъ и очнулся. Онъ вспомнилъ, что ему 37 лѣтъ, что онъ обрюзглый, больной, слабый человѣкъ, пьяница, что надо платить долги, что жалованье забрано впередъ, что Опечка мучаетъ его и будетъ мучить, вѣроятно, до смерти… Онъ вспомнилъ это и мечты улетѣли вслѣдъ за всѣми людскими меч тами, и сдѣлалось горько, такъ горько, что даже на минуту исчезла мысль о водкѣ. южный край ” Турханъ-паша, новый турецкій посолъ при Россійскомъ дворѣ. Эни-Энь-Доулэ, бывшій губернаторъ Харосеана въ Персіи. — Пропала ж и зн ь!— съ тоской поду малъ онъ, отходя отъ окна,— Пропала! — Мой голосъ для тебя и ласковый и томный!,, ревѣлъ басъ въ пятомъ этажѣ. — Ироды! Мучители! Аспиды! — визжа ла Олечка. — Н ѣту на васъ погибели! К ро вопійцы несчастные!.. А на улицѣ захлебывалась гармоника. Н. Александровичъ. П О Р Т Р Е ТЪ . Джеромъ К. Джерома. (Съ англійскаго). М нѣ необходимо было засѣсть за ра боту, но, какъ всегда бываетъ въ такихъ случаяхъ, чѣмъ настойчивѣе становилась потребность, тѣмъ сильнѣе меня одолѣ вала лѣнь. Къ тому же шумъ города, пробивавшійся чрезъ всѣ скважины мсей квартиры, отнюдь не способствовалъ усидчивой работѣ. Въ виду всего этого, я рѣш илъ про вести нѣсколько лѣтнихъ недѣль въ одной изъ глухихъ деревень, находящих ся за чертой царства ^дыма, копоти и шума. Кучеръ, привезшій меня въ омнибусѣ, въ которомъ я былъ единственнымъ пас сажиромъ, рекоменаовалъ мнѣ поселиться въ домѣ нѣкоей мистриссъ Чалмондли, вдовы, живущей со своей единственной дочерью въ чистенькомъ, бѣломъ доми кѣ, на окраинѣ деревни. — Вотъ отсюда виденъ этотъ домъ,— указалъ онъ мнѣ кнутомъ,— пріѣзжіе ту да не заглядываютъ, такъ что сввбодна» комната, навѣрно, найдется Небольшой домикъ, утопавшій въ зе лени, пришелся мнѣ очень по вкусу. Подходя къ нему, я расчитывалъ встрѣ тить полную, веселую женщину, съ ру мяной, свѣжей дѣвушкой, съ загорѣвш и ми руками. Комната, въ которую я вошелъ, была убрано мило, съ большимъ вкусомъ, что пріятно удивило меня, зато въ хозяй кахъ я разочаровался. Вмѣсто суетливой,, красивой хозяйки, я увидѣлъ очень немолодую, съ воспаленными глазами, женщину, которая цѣлый день дремала въ большомъ креслѣ и грѣла озябшія руки около печки. Точно также разоча ровался я, увидя, что дочь старухи тоже пожилая женщина, лѣтъ сорока, съ острыми, рѣзкими чертами и утомлен нымъ лицомъ. Должно быть, было время, когда эти глаза весело блестѣли, а эти губы игриво улыбались: но это было давно, теперь передъ мною стояла не интересная, худая и до смѣшного застѣн чивая женщина. Все остальное въ домѣ мнѣ понрави лось, кремѣ того, меня превлекалъ кра сивый видъ на долину, поэтому я р ѣ шилъ поселиться здѣсь и сейчасъ же приняться за работу. Въ дальнемъ углу комнаты стоялъ большой книжный шкафъ, остановившій на себѣ мое вниманіе. Я подошелъ къ нему и принялся разсматривать стоявшія въ немъ книги. Э ю была прекрасная библіотека, видимо, старательно подобран ная нѣсколько десяткевъ лѣтъ тому на задъ. Ни одного новаго слова здѣсь не было. На верхней полкѣ я замѣтилъ то микъ Китса. Поднявшись на цыпочкахъ, я попробовалъ было вытащить его от туда, но онъ былъ такъ крѣпко сжатъ остальными книгами, что вмѣстѣ съ нимъ повалилась вся верхняя полка, обдавъ меня цѣлымъ облакомъ пыли. Тутъ же со звономъ упалъ къ моимъ ногамъ не большой портретъ въ рамѣ изъ чернаго дерева. >1 поднялъ его, поднесъ къ окну и принялся съ любопытствомъ разсма тривать. Это былъ портретъ молодой дѣвушки, одѣтой по модѣ, которая сушествовала лѣтъ 25 тому назадъ. Лицо ея было очень красиво, но не той условной кра сотой, утомляющей взглядъ своей класси Воскресенье, 7-го Сентября 1908 гола. 11 что заключалось въ пакетѣ, но открыла его только тогда, когда осталась одна въ ком натѣ. Это былъ мой собственный портретъ: онъ рисовалъ его по секрету отъ меня. Какъ онъ хорошъ! Неужели же я, дѣйствительно, такъ красива, какъ онъ изобразилъ меня на полотнѣ? Но почему онъ изобразилъ меня такой грустной? Ему необходимо бы ло уѣхать, и я очень рада, что ему удалссь привести въ исполне ніе столь трудное на мѣреніе. У насъ въ провинціи онъ ничему бы не выучился, а те перь онъ имѣетъ воз можность побывать въ Римѣ, въ Парижѣ и сдѣлаться великимъ человѣкомъ. Даже здѣшніе профаны — и тѣ понимаютъ, что у него большой талантъ. Но когда же, когда же я снова увижу те бя, моя радость, моя любовь?”… Всѣ его письма бы ли такъ же нѣжны и восторженны. Но читая ихъ послѣдовательно одно за другимъ, я замѣтилъ, что они ма ло- по малу станови лись холоднѣе и рѣже, и вмѣстѣ съ тѣмъ, строки дневника ста новились тоже груст нѣе, въ нихъ проскаль зывалъ страхъ, еще не выраженный ясно сло вами, но уже чувство вавшійся. „Марта, 12-го дня. Прошло шесть недѣль, а отъ Христ. нѣтъ н и какихъ извѣстій. Я знаю, что онъ страшно занятъ, и потому съ моей стороны слишкомъ эгоистично требовать отъ него частыхъ писемъ. Я же готова просиживать ночи напролетъ, лишь бы писать ему. Должно быть, муж чины не такъ созданы, какъ мы”… Дѣйствительно, самая обыкновен ная шаблонная исторія. Послѣдующія письма были, види мо, еще менѣе удовлетворительны и еще болѣе рѣдки, потому что въ дневникѣ все яснѣе и яснѣе прог лядывали тоска и печаль. Затѣмъ я прочелъ слѣдующую замѣтку, написанную очень твердымъ и отчетливымъ почеркомъ, спустя два года послѣ ихъ разлуки: „Теперь все прошло. Какъ я рада, что эта комедія кончилась. Отказъ посланъ, я написала ему, что боль ше не люблю его, что для насъ бу детъ удобнѣе, если мы дадимъ другъ другу свободу. Вѣдь, такъ гораздо лучше. Я знаю, что ему очень тя жело сказать мнѣ правду. Теперь онъ можетъ съ чистой совѣстью жениться на ней, а что перенесла я— ему никогда не узнать. Должно быть, она лучше меня; надѣюсь, что ческой правильностью: нѣтъ, это было про стое, красивое лицо, въ мягкихъ, глубокихъ глазахъ котораго с в ѣ тилась душа. По мѣрѣ того, какъ я смотрѣлъ на портретъ, мнѣ ка залось, что милыя губ ки ласково улыоаются, и что въ этой улыбкѣ проглядываетъ тайная грусть. Хоть я и не былъ знатокомъ живо писи, однако, понялъ, что работа была замѣ чательная, и потому крайне удивлялся то му, что этотъ портретъ, имѣющій большую цѣ ну даже, какъ простое украшеніе, валяется асѣми забытый въ шкафу. Пришлось положить портретъ на мѣсто и сѣсть за работу; день догоралъ, а работа не клеилась, такъ какъ въ моемъ воображеніи все время носилось лицо портрета и ни за что не покидало меня. Куда бы я ни повора чивался, оно отовсю ду смотрѣло на меня На слѣдующій день я долго боролся съ ис кушеніемъ снова взгля нуть на портретъ, но лишь только зажгли лампу, я снова подо шелъ къ шкафу и вы нулъ его. Такъ прошло н ѣ с колько дней. Однажды, роясь въ той-же старой библіо текѣ, я нашелъ въ одномъ изъ ящиковъ, подъ кучей изорван ныхъ и истрепанныхъ книгъ, старый днев никъ, набитый письма ми и засушенными цвѣ тами. Я прочелъ его. Это была старая, избитая исторія- Онъ былъ художникъ. Они вмѣстѣ росли, воспитывались, и долго не подозрѣвали, что любятъ другъ дру га. Но наступилъ день, когда глаза ихъ открылись, и они узнали о своей взаимной любви. Вотъ что я прочелъ объ этомъ въ дневникѣ: „Мая, 18 дня. Я не знаю что ска зать, съ чего начать. Христ любитъ меня. Я молилась и просила Бога сдѣлать меня достойной его любви. Онъ цѣловалъ мои руки, говоря, что онѣ прекрасны, какъ у богини. Теперь я любуюсь своими руками и тоже цѣлую ихъ. Помоги мнѣ, Боже, быть ему хорошей женой, сдѣлать его счастливымъ!*… И такъ дальше. На многихъ страницахъ высказыва лись такія же наивныя мысли. Въ февралѣ было записано про долженіе: „Сегодня уѣхалъ Христ. На про щаніе онъ всунулъ мнѣ въ руку небольшой пакетъ, говоря, что это самый дорогой для него предметъ, потому что онъ долженъ всегда напс* минать о его священной любви ко мнѣ. Конечно, я сразу догадалась, Манифестація армянъ въ Смирнѣ во время празднествъ при объявленіи тур е ц ко й ко н с ти ту ц іи . Качели и колодезь. Вмѣсто того, чтобы качать воду рукояткой, поршень приводится въ движеніе устроенными наверху качелями. южный КРАЙ ,12 ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 7-го Сентября 1908 года. Барналь Ресски. Баритонъ Миланскаго театза La Scala. По поводу концерта его 6-го сентября, въ залѣ Общественной библіотеки. Багадуръ, посланник напальскаго магараджи, и его три служителя въ Пекинѣ. онъ будетъ счастливъ съ нею. Я, со своей стороны, сдѣлапа все, что могла. Пропущено нѣсколько строкъ, а по томъ написано, какъ будто второпяхъ: .Зачѣмъ же я буду себя обманывать? Я ее ненавижу! Я увѣрена, что она сдѣ лаетъ его несчастнымъ, что онъ возне навидитъ ее, какъ и я теперь ненавижу! Зачѣмъ я послушала ихъ и послала ему это фальшивое письмо? Онъ непремѣнно покажетъ его ей; она, какъ женщина, пойметъ, что я написала неправду и ста нетъ надомною смѣяться. Я знао, онъ благороденъ. Стоило мнѣ только на помнить объ его обѣщаніи, данномъ мнѣ передъ отъѣздомъ, и онъ никогда бы не бросилъ меня. .К акое мнѣ цѣло до гордости, чести? Я ловлю его, и только онъ одинъ мнѣ нуженъ! Я готова пойти на преступленіе ради обладанія имъ. Я отказала ему только потому, что мнѣ понравилась роль его спасительницы. Но это гнусная ложь! Я не могу ж и т , безъ него” , И вотъ конецъ этой борьбы: . 0 , Боже праведный, помоги мнѣ съ честью перенести это, помоги мнѣ за быть его!*. Этими словами заканчивался дневникъ. Послѣ этого я пересмотрѣлъ всѣ письма, лежащія между страницами дневника. Всѣ они были подписаны просто .Х р и – стоф.“ или .Христоф орь“ , но подъ од нимъ изъ нихъ значилась фамилія П ро читавъ ее, я сейчасъ же вспомнилъ зна менитаго человѣка, руку котораго самъ часто пожималъ. Я подумалъ о его кра савицѣ женъ, съ холоінымя, жестокими чертами лица, о его б опьшомъ, мраинэмь Кенсингтонскомъ домѣ, напоминавшемъ скорѣе музей, чѣмъ жилое помѣщеніе, всегда переполненномъ веселымъ, ожив леннымъ обществомъ, среди котораго онъ самъ казался непрошеннымъ гостемъ; я вспомнилъ также о его утомленномъ лицѣ и воегіа ядов ітой и горькой рѣчи. При этихь воспоминаніяхъ передъ мною вдругъ предстало пріятное, грустное л и цо женскаго портрета, и глаза мо і какъ будто встрѣтились съ ея улыбающимися глазами. Тутъ я не выдержалъ и опять вынулъ портретъ изъ шкара. — Ч то -ж ь,— подумалъ я, — въ этомъ нѣтъ ничего дурного, если я узнаю ея имя. Въ это время вошла хозяйка и застала меня съ портретомъ въ рукахъ. -г-^Д ^стй тР ф – Сказалъ я ,— онъ выпалъ изъ шкара, когда я доставалъ оттуда книги. Я гдѣ-то встрѣчался съ этой особой, но н и ка кь не могу припомнить, гдѣ и при какихъ обстоятельствахъ. Не знаете пи вы. кто это? Я думаю, это кто- нибудь изъ вашихъ жилиць забылъ здѣсь зтотъ портретъ. Хозяйка взяла изъ моихъ рукъ порт ретъ, и мягкая краска покрыла ея измя тое лицо. — А мнѣ и въ голову никогда не при ходило поискать его зд ѣ сь ,—отвѣтила о на ,—это мой портретъ, нарисованный много лѣтъ тому назадъ однимъ моимъ знакомымъ. Я посмотрѣпь на портретъ, потомъ на хозяйку. Она стояла вь тѣни, а на лицо ея падалъ свѣтъ оть лампы; тутъ только впервые я хорошенько всмотрѣлся въ него. — Дѣйствительно,— сказалъ я ,— какъ я недогадл івъ; я только теперь зам ѣ тилъ поразительное сходстао сь вами. Харьковъ. Типографія .Южнаго Края*, Сумская ул., Л; 13.