ХАРЬК О ВС КІЯ ГУБЕРН СКІЯ ВЩ О Н О С ТА ЧАСТЬ НЕОФИЦІАЛЬНАЯ. Ж 51. ДЕКАБРЯ 27-го. Содержаніе: Пасѣчникъ Томило. Шаги лона.—Частныя объявленія.—О пріѣчлиш. и выѣхавшихъ.— ПАСЪЧШШЪ ТОМИЛО. Очеркъ изъ быта поселянъ Курской іуберчііи. (Читано въ собраніи историко-филологическаго Ф а культета 3 Февраля 18о2 г..) Кто можетъ съ участіемъ слѣдпть за чело вѣкомъ, въ какое бы сословіе ни былъ бро шенъ судьбою этотъ человѣкъ, среди какихъ бы обстоятельствъ ни протекала жизнь его и въ какоіі бы Формѣ она пи выражалась; кто любитъ наблюдать всевозможныя проявленія человѣческаго духа нт различныхъ нм імвпдѵ- – л умахъ,—тотъ и въ мелкомъ, грязномъ, трупомъ , быту мѵжиг.а найдетъ для себя живой инте- ! ресъ н іюіімстъ мое желаніе представить чн- ! татело легкій очеркъ личности человѣка, встрѣченнаго мною въ глуши одной изъ гу берній средней Россіи. Нынѣшнимъ лѣтомъ, около Успенья, от правился я на охоту въ село Грязное, въ со- I провожденіи Никанора, состоявшаго при мнѣ въ качествѣ оруженосца, отчасти и сотруд ника. Здѣсь я взялъ лодку и пустился вверхъ по Кривцу, на берегу котораго расположено Грязное. Рѣка Кривецъ, простираясь верстъ на семь вдлпну, съ близьлежащими болота ми о группой сосѣднихъ озеръ, представляетъ обширное прицолье для дичи. Дикія утки, | водяныя курочки, гагары, нырки несмѣтны- 1 мн стаями плаваютъ по свѣтлымъ водамъ и скрываются въ густомъ камышѣ. Бѣлыя чай ки, возмущенныя враждебными намѣреніями охотника, вьются надъ его головой, преслѣ дуютъ его неугомоннымъ крикомъ. ІІопы- I гайтссь, застрѣлите одну изъ нихъ—глупыя птицы слетятся еще въ большемъ числѣ и сильнѣе надоѣдятъ вамъ своимъ безтолковымъ пискомъ. Раздосадованный, я поднялъ ружье н прицѣлился въ одну, наиболѣе суетившу юся падь нами.—«Что вы, баринъ, замѣтилъ Кирюша, житель праваго берега, приглашен ный мною за гривенникъ па должность корм чаго: вѣдь хоть всѣхъ перестрѣляйте —все бу дутъ крутиться: ужь такія, окаянныя! Только, во Т а , дичь пужаютъ » Однако, не смотря на тревогу, поднятую рыбалками, я подъ вечеръ наполнилъ своіі ягдташъ дичыо и попросилъ Кирюшу ѣхать назадъ къ мельницѣ Паша лодка, слегка покачиваясь, быстро скользила по гладкой водяной плоскости, остав ляя за собою двѣ звонко бѣгущія струйки, которыя, по мѣрѣ нашего удаленія, сглажи вались и смолкали. Воздухъ былъ густо на поенъ испареніями рѣчныхъ травъ. Ракиты и черемухи, стоящія на восточной сторонѣ праваго берега, на самыхъ краяхъ его, глу боко погрузили въ неподвижную воду свои длинныя прохладныя тѣни. Западъ былъ за литъ сіяніемъ заходящаго солнца, котораго ,- т отраженіе на стекляноіі поверхности рѣки, дробясь и разбѣгаясь вдоль и вширь, при легкомъ движеніи вѣтерка, сверкало, какъ зо лотая чешуя. Мелкія рыбки стадами рѣзви лись и играли въ прозрачной водѣ; дикія ут ки шумно плескались въ камышахъ, какъ бы радуясь своей свободѣ, мильоны водяныхъ мошекъ кружились въ золотой сѣти солнеч ныхъ лучей. Порой щука, вынырнувъ на по верхность Кривца, звучно бала хвостомъ но водѣ и снова пряталась въ глубину, испуган ная нашимъ приближеніемъ. Т ихій , дрожащій гулъ, похожій на замирающій звукъ послѣд нихъ колебаній басовой струны, тянулся съ дальнихъ полей въ чуткомъ вечернемъ возду хѣ. Кочующій вѣтерокъ то жалобно напѣвалъ въ камышахъ, то приносилъ къ намъ на сре дину рѣки разнообразные звуки изъ деревни: голоса мужиковъ и бабъ, скринъ телегъ и воротъ, ржаніе усталыхъ лошадей, лай со бакъ, порой унылую пѣсню. Какъ звѣзды яр че вспыхиваютъ передъ занимающимся раз свѣтомъ, такъ въ деревнѣ лѣтомъ, при наступ леніи все успокоивающей ночи, въ ясную и теплую зарю, звучнѣе бываетъ всякое движе ніе, хотя опускающіяся съ неба сумерки уже начинаютъ скрывать отъ глазъ наблюдателя блѣднѣющія очертанія отдаленныхъ предме товъ. Опершись на ружье, стоялъ я на носу лод ки, безмолвно наслаждаясь чуднымъ вечеромъ. Ни одна мысль не тяготила моей головы, ни одно желаніе не шевелилось въ моей груди, мнѣ было свободно и легко. Я забылъ, не чув ствовалъ себя, всѣмъ существомъ я слился съ природой, всей душой погрузился я въ ея жизнь. И мнѣ было такъ хорошо, такъ лег ко; я любовался небомъ, спокойною, зеркаль ною поверхностью воды. Свѣтъ сталъ исче зать, полупрозрачныя тѣни одна за другою ложились на небо и землю, тихой музыкой наполнился успокоившійся воздухъ …… Двѣ дикихъ утки звучно, тяжело и съ рѣз кимъ крикомъ пролетѣли надъ нами—тутъ я только замѣтилъ, что наша лодка не плыветъ, а стоитъ на одномъ мѣстѣ. Никаноръ, дре мавшій на скамейкѣ, поднялъ голову и рас крылъ глаза; Кирюша, держа весло на ко лѣняхъ, сидѣлъ не двигаясь. „Надо ѣхать,“ сказалъ я.—Стало, что па дать: не ночевать здѣсь. Эхъ, въ гостяхъ хо рошо, а дома лучше!—прибавивъ Кирюша, ши роко и глубоко запустивъ весло въ воду. По слѣ двухъ—трехъ взмаховъ весла, онъ опять остановился и посмотрѣлъ на меня присталь но своими маленькими желтыми глазками. —А что, баринъ, знали вы пасѣчника То- мплу…. Нотъ что въ Буреломномъ живетъ?— ,,Не зналъ.“ —II невидали? ,,И не видалъ11 — И не слыхали про него? ,,І1 не слыхалъ.— Кирюша посмотрѣлъ па меня торжествую щимъ взглядомъ. — Вотъ мужикъ то мудреный!. И, Боже мой какой! __ День п ночь, старый, сидитъ себЬ одинъ на пасѣкѣ, да бурчитъ себѣ подъ носъ; толкуютъ, что зто съ нечи стой силой переговаривается. — ,,Будт<»?“—Да, ужъ такъ, баринъ! Да и добре нечисто у не го: старуха (жена) на голоса кричитъ; самъ, сѣдой хрѣнъ, ии съ кѣмъ не знается, не вѣ дается; кругомъ пасѣки лѣсъ __ Уа! такъ въ пятки и колетъ, какъ войдешь __ Середь бѣ ла дня становится жутко…. Кругомъ глушь, буераки, ни кола, ни двора, никакого жилья нѣту. Анадысь старостиха сваха сказывала: шла она по лѣсу; дѣло было къ вечеру. Ума ялась, горемычная, и сѣла подъ кустъ. Одна, говоритъ, сижу, и вотъ какъ боюсь, а итти — мочушки моей нѣту, десять верстъ прошла, ноги подламываются … А сонъ такъ и кло нитъ. Вдругъ, говоритъ, случаю, идетъ кто- І то, идетъ и ворчитъ—да такъ чудно—все ворчитъ … У меня сердце такъ н ёкнуло; хотѣла, говоритъ, встать, да такъ и опусти лась: руки, ноги не двигаются…. Духъ за нялся…. Гляжу, говоритъ, а это Томило от бивается отъ нечистой. — ,,Н! ітъ , ему гово ритъ нечистая, дай намъ работу, не затѣмъ сознался съ нами!1’— Ну, чтожъ вамъ, говоритъ Томило:—ты поди, вонъ, рыбу выгоняй изъ щукинскихъ Кубарей; ты свиней щукинскихъ ,— ш — заведи въ болото; ты, говоритъ, мою корову пригони, а ты сучья сухіе въ печку мнѣ ло май!—Да какъ, сказываетъ сваха, ударитъ громъ, молаиьн!… Пришла старуха къ двору — слова сказать не можетъ: такой страсти набралась…. Вся трясется, словно изъ коло дезя выскочила. Да н старикъ то ужъ такой хитрой: все вземь смотритъ, да исподлобья поглядываетъ—нѣтъ ли кого? А самъ то и дѣло шушукаетъ съ «укавыми, да поплевы ваетъ на сторону. П твореніе Божіе знать ечѵ не мило, и свѣтъ то Божій постылъ! — Прости, Господи, мою душуІ– Уже потемнѣла рѣка и потухла заря, когда мы вышли на берегъ; мужики ужинали па улицѣ, — каждый передъ своей избой; кой гдѣ мерцали огоньки. Я отправился спать къ мель нику. Для объясненія личности пасѣчника, сооб щимъ краткій очеркъ его прошедшей жизни. Томило былъ прежде старостою въ имѣніи помѣщика Лутакова,— подъ его завѣдывані емъ состояла большая часть села Мухина и двѣ небольшія сосѣднія деревушки. Ьъ одной изъ нихъ. Баранинкѣ, было нѣсколько дво ровъ, владѣтели которыхъ славились самыми ловкими конокрадами Вообще, здѣсь былъ постоянный притонъ пьяницъ, воровъ н мо шенниковъ. Здѣсь было ихъ самое надежное убѣжище. Самъ Томило не отличался безъуко- рнзнешюй честностью: заботясь о барскихъ выгодахъ, онъ не забывалъ и о своихъ, по зорко, неусыпно слѣдилъ за этими коммуни стами, тайно поднимавшими руку на чужую собственность. Отыскать пропавшую корову, лошадь, поймать вора—было для него люби мымъ дѣломъ, которому онъ отдавался весь съ увлеченіемъ, со страстію. Этимъ онъ прі обрѣлъ себѣ въ Баранинкѣ злѣйшихъ, непри миримыхъ враговъ, которые не у пускали с іу- чая взаимно насолить ему и нѣсколько разъ покушались даже на жизнь его. Но Томило былъ сметливъ и хитеръ, въ добавокъ—силенъ и смѣлъ. Онъ не сдавался ни на какія льсти выя обѣщанія, ае боялся ни какахъ угрозъ. Обмануть его, завести въ разставленныя сѣ ти— почти не удавалось: онъ пли разрушалъ всѣ хитро сплетенные ковы крутымъ, неожи данно смѣлымъ напоромъ, или ловко уверты вался, или зорко угадывалъ задуманный про тивъ нею планъ. Сосѣди прозвали его Волчь имъ зубомъ съ лисьимъ хвостомъ. Съ каж дымъ годомъ увеличивалось число отъявлен ныхъ враговъ І’омилы. Но онъ не отступалъ ни на шагъ и съ презрѣніемъ смотрѣлъ на злобный ропотъ, открыто поднимавшійся во кругъ него. Вскорѣ почти половина села Му хина встала на нею съ жалобами и доноса ми своему помѣщику, жившему верстахъ въ полутораста отсюда. И эта попытка не имѣла успѣха: Лутаковъ зналъ своего старосту, какъ человѣка старательнаго, умнаго и растороп наго, .побилъ его за его бойкую п красную рѣчь, и ябедники, для внушенія имъ должна го повиновенія, были больно высѣчены. іомило въ молодости слылъ между жителя ми своего околотка за перваго молодца, ве сельчака и умницу. Эгу славу сохранилъ онъ до самой старости; именно, до того роковаго момента въ его жизни, который я избралъ главнымъ пунктомъ своего разсказа. ІО.МИЛО былъ мастеръ играть пѣсни, лю- опль плясать въ карагодп>, водить танки и самъ любилъ иодънгривать танцующимъ на оалалайкЬ н на 5-ти рублевой скрипкѣ, по даренной ему слѣпымъ бродягою, старикомъ музыкантомъ, который, прогостивъ у него года два, умеръ, собираясь итта на родину, куда то на западъ, въ теплыя страны. Ни одпо деревенское веселье, ни одна свадьба, ни одинъ праздникъ не обходился безъ на шею Гомалы. „Безъ него н свадьба хуже по минокъ,“ говаривали молодыя дѣвки и бабы. Богатый пасѣчникъ славился, какъ домо витый хозяинъ, радушный и добрый къ сво имъ гостямъ. Проѣзжій купецъ, отправлявшійся куда ни- будь на сельскую ярмарку, заворачивалъ къ нему погостить день-другой, потолковать съ нимъ о томъ, о семъ, о послушать его умныхъ ,- ш – рѣчей; заворачивалъ къ нему и мелкопомѣст ный дворянинъ, который, послѣ первой рюм ки, забывалъ свою смѣсь и калякалъ съ па сѣчникомъ попріятельски,—всѣмъ было весе ло и хорошо съ привѣтливымъ рѣчистымъ хозяиномъ, къ которому заѣзжалъ иногда ста новой и даже самъ исправникъ,—разумѣется, мипоѣздомъ! Такъ жилъ Томило…. Вдругъ, умеръ у него сю единственный сынъ, который жилъ, вмѣ сто отца, въ Буроломномъ лѣсу, па пасѣкѣ. Въ первые два дня послѣ смерти сына, пока его схоронили, отецъ почти пн съ кЬмъ не сказалъ ни слова, все хмурился и сердился Съ недѣлю еще послѣ похоронъ онъ былъ мраченъ, молчаливъ, не смотря на явное у силіе освободиться отъ такого состоянія. На конецъ, онъ подавилъ свою скорбь, скоро забылъ о своемъ сынѣ и, казалось, навсегда. Такъ туча, невидимому, незамѣтно, безъ опустошительной бури, пронеслась надъ его головою, на мгновеніе только накрывъ ее своею зловѣщею тѣнью. Чрезъ мѣсяцъ То мило зажилъ иопрежнему, только къ своихъ отношеніяхъ къ конокрадамъ, мошенникамъ и бунтовщикамъ, возстававшимъ противъ не, го сталъ необузданнѣе н ожесточеннѣе. ІІѵжно сказать, что скоро, по смерти сво его сына, Томило испросилъ у своего помѣ щика согласіе передать должность старосты другому, а самъ перебрался съ женою на свою насѣку, въ Буреломное, гдѣ жидъ преж де его сынъ. Томнлѣ было въ это время лѣтъ за 50 слиткомъ; онъ былъ еще довольно свѣжъ, здоровъ н въ эти годы пользовался такимъ расположеніемъ женской половины народона селенія села Мухина, что въ этомъ отноше- ніи не имѣлъ непобѣдимыхъ соперниковъ между молодыми мухинскими ребятами. Ста рикъ любилъ ухаживать за деревенскими кра савицами,—это была его страсть. Года черезъ три послѣ смерти сына, Томи ло отправился, па Святой недѣли, къ своему пріятелю, косоглазому Никитѣ, въ село Му- хпио. Пріятеля своего онъ отыскалъ на улицѣ модъ качелями и уже собирался завернуть къ нему въ избу, какъ вдругъ замѣтилъ въ хо роводѣ полногрудую, крапюшеку ю однодвор ку, которая давно приглянулась ему. Старикъ не утерпѣлъ—подошелъ къ хороводу, похри стосовался съ красавицей —и, слово за слово, заговорился съ нею и забылъ своего косого ирі ятеля. ,,Полно дурить, ужъ ты старъ—дѣдушка! сказалъ Никита, подходя къ пасѣчнику, ко- торый упрашивалъ однодворку похристосо ваться съ нимъ въ третій разъ, уговаривая, что безъ Троицы и домъ не строите я.“ —Ка кой я дѣдушка? Дѣдушка сидитъ за печкой, домовой—дѣдушка! да что живетъ на мельни цѣ, водяной—вотъ, тотъ такъ дѣ тика,’к го ворилъ Т омило , отшучиваясь. — А, такъ ты дѣдушка! улыбаясь лукаво, произнесла красавица. ,,Дѣдушка!“ во все горло крикнулъ съ от чаянія молодой парень, то же искавшій ея расположенія. — Дѣдушка!! подхватили мальчики, всегда готовые на какую ннбудь шалость. ,,Дѣдушка!!!*1 подхватила хоромъ вся ве селая толпа, увлеченная страннымъ сочувст віемъ къ мальчикамъ. Томило былъ такъ пораженъ этой неждан ной выходкой, что остановился безъ движе нія посреди окружавшей его толпы; недоу мѣніе его, невидимому, длилось не долго: — ,,Газету шісь!“ крикнулъ онъ, н сильнымъ толчкомъ опрокинулъ на земь свою красави цу, ударомъ кулака сбилъ съ ногъ ея обожа теля и, наградивъ присутствовавшихъ звуч нымъ проклятіемъ, вышелъ изъ кружка. Бы стрыми шагами пошелъ онъ въ свою пасѣку. — Эй, Демъянычъ, Иванушка! За что осер чалъ? Зайдемъ ко мнѣ, водочки выпьемъ; зайдемъ, родной …… Ей же Богу, я не при чина! кричалъ Никита, догоняя ею. Но Демь- янычъ даже не оглянулся. Впечатлѣніе, произведенное на Томплу опи санной сценой, было тѣмъ поразительнѣе, ,- ш – чѣмъ быстрѣе и внезапнѣе оно совершалось. Можетъ быть, никогда еще онъ не былъ такъ потрясенъ, уничтоженъ. Тутъ только въ первый разъ онъ вполнѣ почувствовалъ, со зналъ постигшую его .грозную, неумоли мую старость.—Эта мысль, мгновенно, какъ молнія, блеснула въ головѣ его п ослѣпила его разсудокъ. Первымъ слѣдствіемъ этого было то, что старику казалось, будто онъ по старѣлъ въ одно мгновеніе, въ слѣдствіе ма гическаго приговора тѣхъ, которые его на звали „дѣдушкой.” Съ этихъ поръ онъ страш но возненавидѣлъ всѣхъ а едва ли не самаго себя. Съ тѣхъ поръ Томило прекратилъ свои сношенія Съ жителями села Мухина, съ тѣхъ поръ нога его не была тамъ; онъ даже пе ресталъ ходить въ мухинскую церковь, куда былъ приосодомі. Молва объ этомъ приклю чеши Томилы быстро разнеслась по окрест нымъ деревнямъ и селамъ. Мальчишки, пе любившіе старика за его угрюмый, сердитый видъ и грозную наружность, не упускали слу чая подразнить его дѣдушкой. Старикъ сталъ молчаливъ, нелюдимъ, раздражителенъ. Онъ заключился въ своемъ лѣсу, какъ медвѣдь въ берлогѣ, о рѣдко выходилъ на свѣтъ Божій. Сосѣдніе мужички в всѣ его прежніе знако мые, встрѣчая у него неласковый, сухой пріемъ, стали посѣщать его рѣже и рѣже, наконецъ и совсѣмъ перестали. Какой нибудь его старый пріятель, застигнутый въ сумерки дождемъ и бурей въ Буроломномъ лѣсу, ско рѣе рѣшался провести ночь подъ деревомъ, чѣмъ просить пріюта у негостепріимнаго па сѣчника. Такимъ образомъ, жизнь его для но ваго поколѣнія стала загадкой и сдѣлалась пред метомъ таинственнаго любопытства сосѣдей. Изъ новыхъ людей рѣдко кому удавалось, н то развѣ мелькомъ, видѣть загодочнаго па сѣчника; память же старыхъ съ теченіемъ времени слабѣла и измѣняла дѣйствительно сти, а съ тѣмъ вмѣстѣ измѣнялось и пред ставленіе о Томилѣ, Вотъ причина тому, от чего жизнь его наконецъ потеряла свой про стой, естественный смыслъ и получила мис тическое значеніе. Читатель догадается, что это-то я побуди ло меня, не довольствуясь свѣдѣніями о па сѣчникѣ, собранными изъ разсказовъ о немъ поселянъ, познакомиться съ нимъ лично.— На другой день послѣ разговора съ Кирю шей, я охотился на грязновсквхъ болотахъ, внизъ по Кривцу, доходящихъ почти до са маго лѣса, гдѣ жилъ пасѣчникъ. Я очень усталъ, отъ душнаго болотнаго воздуха у ме ня болѣла голова; Ппканоръ тоже угорѣлъ н тащился, шатаясь какъ пьяный. Вдали послы шался лай собаки. Мой лягавый песъ отвѣ тилъ на него лаемъ п пустился тяжелымъ га лопомъ въ ту сторону, откуда раздался сто рожевой окликъ, вѣроятно по ошибкѣ приня тый имъ за гостепріимное привѣтствіе. Скоро мы вышли на небольшую поляну, окру женную старыми липами, дуплистыми березами и полузасохшими вѣковыми дубами. Среди эгой просѣки стояла свѣтлая изба съ рубленными сѣнями. Подлѣ сѣчей былъ выстроенъ анбаръ изъ березовыхъ пластинъ, съ небольшой лѣт ней горницей на чердакѣ, украшенной соло меннымъ навѣсомъ. Этотъ навѣсъ еп Гасе имѣлъ Форму равнобедреннаго треугольника и былъ чѣмъ то въ родѣ балкона, опирающагося на два тоненькіе столбика. Сѣни, какъ обыкно венно, имѣли двое наружныхъ дверей, пзъ которыхъ заднія выходили на пасѣку, гдѣ почти надъ каждымъ ульемъ стояла яблоня или груша. Пасѣка была обнесена высокимъ плетнемъ. Къ анбару примыкалъ сарай пзъ плетня, обмазаннаго глиной, доставлявшій по мѣщеніе двумъ хозяйскимъ коровамъ и лошади. Двѣ густыя бѣлоствольныя березы стояли у самыхъ оконъ избы и заботливо накрывали ея Соломенную крышу своими тонкими , гиб кими вѣтями. Подъ навѣсомъ одной пзъ нихъ сидѣлъ хо зяинъ, старикъ лѣтъ 60-ти, съ женою и ра ботникомъ. Они ужинали. ,, Здравствуй, дѣдушка, хлѣбъ да соль! ска залъ я, подходя къ ужинающимъ. ,- ш — — Милости просимъ, сухо^ сквозь зубы проговорилъ старикъ:—подъ столъ, вертѣть хвостомъ, добавилъ оиъ про себя.’ Я слышалъ, что Томило непривѣтливъ и не жалуетъ своихъ гостей; однако, сказанная имъ любезность, хотя про себя и безъ жела нія обидѣть незваныхъ посѣтителей, не ма ло удивила меня; но вспомнивъ, что старикъ терпѣть не могъ, копа его величали дѣдуш кой, я успокоился. Иногда при атомъ словѣ онъ забывался совершенно и бросалъ въ злаго насмѣшника камнемъ, полѣномъ,—чѣмъ по пало. Иванъ (Томпло) былъ высокаго роста, ху дощавъ и нѣсколько сутуловатъ. Полосы на головѣ его были длинные, сѣдые; густыя брови, продолговатый, выгнутый къ верху носъ п довольно толстыя губы, по своимъ очертаніямъ и расположенію, не представляли ни одной рѣзко—характеристической черты. Всего замѣчательнѣе въ физіогноміи пасѣч- ивка были глаза: сѣрые, проницательные, они казались черными подъ тѣнью густыхъ нависшихъ бровей и странно свѣтились изъ йодъ полу-епущепныхъ рѣсницъ. Не смотря на 60 лѣтъ, вода’ зрачка была довольно ча ста и прозрачна, только бѣлки были подер нуты красноватой заволокой. При почти по стоянной неподвижности дру гихъ чертъ лица, можно было подумать, что въ немъ только одни глаза и жили. Когда я подошелъ къ Томп.іѣ ближе, онъ не обнаружилъ ни малѣйшаго любопытства, даже желанія взглянуть на меня, будто былъ предупрежденъ о моемъ приходѣ и давно зналъ меня. Я съ большимъ усердіемъ сталъ прочищать ружье и, повидимому, весь погрузился въ это занятіе. Старикъ бросилъ на меня украдкой корот кій пытливый взглядъ и снова потупился и продолжалъ ужинать, будто постороннихъ для него тутъ и не было. — Можно иереночевать здѣсь? спросилъ я его наконецъ. ,,11е знаю“ былъ отвѣтъ. — Какъ не знаешь? Кто жъ хозяинъ?’ ,, Можеть не понравится.“ — Отчего же не понравится? ,, Не знаю, я не баринъ—это ваше дѣло. — Я усталъ и радъ ночевать хоть въ чи стомъ полѣ. Мы тебѣ не помѣшаемъ? ,, Шти и такъ простыли—зачѣмъ мѣшатьг сказалъ онъ, ухмыляясь;—за росказнямв простыли, добавивъ онъ вполголоса. ,, Кака» помѣха, продолжалъ онъ, смягча ясь:—ночью люди добрые не работаютъ, да еще подъ праздникъ. — Ты не говори намъ про праздники, ты намъ не гни! возразилъ мой Никаноръ:—вѣдь тебѣ нѣтъ праздниковъ. ,, Скоту нѣтъ праздниковъ, да тебѣ—дру гому, а я человѣкъ. — Какой ты человѣкъ, если въ церковь Божію не ходишь! „Баринъ, чего онъ лаетъ даромъ, сказалъ Томило, обращаясь ко мнѣ;—я бы на вашемъ мѣстѣ насадилъ его на цѣпь —анъ бы двой ная прибыль была: онъ бы и дворъ карау лилъ, и самъ бы не воровалъ. А то, ишь ка кой злющій, даромъ хлѣбъ ѣстъ. А все мой лохматый умнѣе его: не звягаегь попусту! Желая предупредить ссору, я предложилъ Никанору заняться приготовленіемъ горячей воды для чаю. — Далеко отсюда до Червявки, спросилъ я Ивана. ,, Не видно. — Ишь ты! промолвилъ Никаноръ, кото рому замѣтно не хотѣлось отстать отъ насъ. — А какъ? Если отправиться завтра съ разсвѣтомъ, — можно дойти къ обѣду? ,, Да какъ пойдешь? Косолапаго пусти, такъ и къ вечеру не доберется, а безногому и въ годъ нс дойти-. — Ишь зачинаетъ …… ишь, нніь, бор«о> талъ Никаноръ.— Чай былъ готовъ, я налилъ два стакана, подлилъ въ олинъ рому и подалъ его Томплѣ, — Пьешь водку? спросилъ я. ,- ш —– ,, Воду?пьемъ,—и ключевую, и рѣчную…. : Коли случатся, пьемъ и зеленую. Томило выпалъ три стакана пуншу. Вггро- долженіе всего времена, какъ онъ упивался, я внимательно слѣдилъ за нимъ. Первый ста- канъ осушилъ онъ въ два—три глотка. Лпцо старика, сначала непэднижн» спокойное, съ легкимъ оттѣнкомъ хитрости на углахъ губъ, теперь оживилось а приняло злобяше, даже свирѣпое выраженіе. Глаза его покраснѣли, загорѣлись, брови сдвинулись, ротъ искри вился. — Давно ты живешь здѣсь? ,, Не помню, разбойникъ, батя. Ильи Мат- ьѣача, всю память отшпбъ. — Говорятъ,—ты хорошій пасѣчникъ, от лично свое дѣло знаешь?” „ Мало что говорятъ! Говорятъ, что сол дата зарѣзалъ, Жида удавилъ, на разбои подъ дорогу выхожу! Все говорятъ, про себя то они молчатъ…. На то и языкъ, чтобъ на томъ свѣтѣ раскаленную сковороду лизать…. Эхъ, когда попаду ихъ тамъ—подложу уголь ковъ, подложу!…. Допивая третій стаканъ, Томило становился замѣтно печальнымъ; болѣзненное движеніе тоски отразилось на всѣхъ чертахъ его лица. Глаза его стали тусклы и надолго останавли вались на одномъ предметѣ; съ тупымъ, без чувственнымъ взоромъ. Старикъ сидѣлъ за думавшись. Иногда онъ встряхивалъ голо- иой, будто желая пригнать тяжелое вос поминаніе. Онъ пересталъ отвѣчать на мои вопросы и не слушалъ меня. — Есть у тебя родвые? спросилъ я, нако нецъ рѣшившись на послѣднюю попытку. Старикъ вздрогнулъ. ,, Какіе родные? Зачѣмъ? Откуда?… Нѣтъ у меня родныхъ! Никого нѣтъ! Сынъ былъ, одинъ сынъ…. да ■умеръ. Попъ мухинскій въ землю зарылъ…. Знать боялся, чтобы я не укралъ…. Былъ сынъ, да теперь нѣту…. Лучшебъ и тогда не было,—чтобъ никогда не было!… Жилъ бы я себѣ одинъ и издохъ бы такъ одинъ, какъ собака, только бь горя меньше…. Аужъ тебѣ; батька, не дамся—жи вой въ гробъ ляжу, а ужъ не дамся…. Бу детъ того, что и* сына закопалъ…. Аужъ тамъ угольковъ подложимъ …… ., Ты чего подгорюнвлась, сказалъ онъ, обратившись къ женѣ:—пошла вонъ!… Чтобъ духу твоего не было! Старикъ всталъ1, тряхнулъ головою и за пѣлъ: Отчего меня дѣвки не любятъ? Отчего меня красныя не любятъ? А ли кудри—не кудри…. Шатаясь, онъ побрелъ въ пасѣку.— Чрезъ недѣлю мнѣ случилось опять зайти въ Буроломное. Было поздно, когда я выбрался на знакомую поляну. Мѣсяцъ высоко стоялъ надъ лѣсомъ, блѣдпосинее небо было свѣтло и прозрачно; какъ брилліанты, горѣли на немъ крупныя и мелкія звѣзды. Будто стѣной, соз данной изъ мрака и недвижныхъ деревъ, вста валъ кругомъ меня темный, безмолвный лѣсъ; кой гдѣ бѣлѣлись облитые свѣтомъ мѣсяца топкіе высокіе стволы молодыхъ березъ, какъ стройныя мраморныя колонны. Въ избѣ не было огня, и потому я, думая, что хозяева уже спятъ, расположился но чевать на крыльцѣ, подъ навѣсомъ анбара. Я не могъ скоро заснуть, хотя и усталъ. Я прочиталъ наизусть 50 стиховъ изъ Те- лсѵахпды, вспомнилъ все, что когда то зналъ изъ снотворныхъ сочиненій долго терпеливаго п доблестнаго мужа—и все та ки не могъ заснуть. Прошло полчаса въ безплодныхъ усиліяхъ. Вдругъ, я услышалъ шумъ въ концѣ поляны, и вслѣдъ за тѣмъ I увидѣлъ высокую, суху ю Фигуру Томплы. Онъ шелъ, опустивъ голову, и громко говорилъ, хотя съ нимъ никого не было. Онъ вошелъ I въ пасѣку п заперъ за собою калитку. Войти за нимъ мнѣ не было возможности, и потому я долженъ былъ перебраться чрезъ плетень. Я спрятался за кустомъ рябинъ, шагахъ въ десяти отъ Томплы, который сѣлъ на ска- ‘ меііку подлѣ шалаша, въ волненіи подперъ ,446 – обѣими руками голову и продолжалъ говорить вслухъ. Старикъ не былъ пьянъ, какъ мнѣ показалось сначала; съ нимъ былъ одинъ изъ припадковъ той душевной болѣзни, которая происходитъ вслѣдствіе внезапнаго перехода отъ шумной» тревожной жизни къ совершен ному уединенію; отъ безпрерывной дѣятель ности къ неподвижности и апатіи,—той бо лѣзни, которая происходитъ вслѣдствіе на копленія желаній сильиыхъ, неудовлетво ренныхъ, ненаходящихъ себѣ исхода, или вслѣдствіе болѣзненно возбужденнаго воспо минаніями воображенія. Старикъ бредилъ о сынѣ: ему мерещились его прежніе красные годы, его прошедшая жизнь. Воспоминанія проходили предъ нимъ въ живыхъ образахъ и онъ бесѣдовалъ съ ними , какъ будто ихъ дѣйствительность еще не миновались для. него, какъ будто его сердце попрежнему билось къ нимъ любовью или враждою. Подобныя галлюцинаціи начинались, когда заходило солн- не и наступавшіе сумерки осѣняли поляну, старыя липы, дуплистыя-березы, вѣковые дубы …… Шаппиовь. Харьковъ. ,Ч А С Т Ш Я О І З Ъ Я В Л Е Ш а У; КАФЕ-РЕСТОРАНЪ Въ Харьковѣ, иа Московской улицѣ, открытъ швейцарскимъ кондиторомъ В. Акулою кафе- ресторанъ, который по своему устройству и удобству заслуживаетъ вниманія. Не гово ря уже о прекрасномъ бильярдѣ, все здѣсь въ лучшемъ видѣ: кушанья, очень хорошо изготовленныя, подаются за умѣренную цѣну; вина, водка, разныхъ сортовъ ликеры и дру гіе напитки,—самые лучшіе; чистота и опрят ность, вѣжливость прислуги, наконецъ при вѣтливость хозяина и хозяйки заставляютъ всѣхъ посѣтите.: ,й быть вполнѣ благодарными учредителю за прекрасное препровожденіе времени въ его ресторанѣ.—Остается поже лать, чтобы благосклонная публика поддер жала г. Акулу своими посѣщеніями и тѣмъ доставила ему средства еще болѣе улучшить это заведеніе, такъ необходимое въ нашемъ городѣ, лишенномъ удобствъ столичной жизни. 2) Продается новый роялино полпсандро- ваго дерева въ шесть и три четверти октавъ, петербургской работы мастера Іогансона, цѣною 250 р. сер., на Пескахъ, въ домѣ Маринченковой, у г-жи Неклюдовой. Ъ) Отъ провизора Карла Гольсте , арендато ра аптеки Эйзелера , въ Харьковѣ. На сихъ дняхъ полученъ мною изъ г. Бер гена въ Норвегіи свѣжій настоящій треско вый жиръ. Въ прошедшемъ году я заслужилъ всеобщую благодарность тѣхъ, которые нуж дались въ столь важномъ щѣлебномъ средст вѣ, посему спѣщу извѣстить, что его теперь опять можно получать въ аптекѣ моей, на Московской улицѣ, такого же отличнаго до стоинства, какъ и прежде.—3. Карлъ Гольсте. 4) Докторъ Фонъ-деръ-Фляасъ, операторъ харьковской врачебной управы, недавно при- бывщій въ сей городъ, занимаясь леченіемъ преимущественно нервныхъ, грудныхъ и жен скихъ болѣзней, извѣщаетъ жителей г. Харь кова, что онъ принимаетъ у себя приходя щихъ больныхъ ежедневно отъ 8 до 9’/? ча совъ утра.—Онъ имѣетъ вѣрное средство отъ зубной боли, уничтожающее ее въ самое ко роткое время и безъ возврата, при чемъ зу бы сохраняются отъ порчи и гніенія.—3. Квартируетъ на Московской улицѣ, въ до мѣ Битковскаго. 5) Отправляется заграницу, къ австрійскимъ минеральнымъ водамъ, губернская секретар ша Анна Петровна Годзевичъ. Живетъ 1-й части г. Харькова, въ домѣ подполковницы Глѣбовой.—2. ВѢДОМОСТЬ о пріѣхавшихъ и выѣхавшихъ. отъ 20 по 26 декабря прибыли : Изъ г. Херсона, от. нолк. Протопоповъ; г. Павло- і рада, от. маіоръ Яііопіічь; г. Чугуева, надв. сов. Ноксъ и ген.-маіоръ Скалопъ; г. Твери, от. полк. Строевъ; сл. Липецъ, от. полк. Карпенко; г. Полта вы, полк. Орловскій. В ыѣхали : Въ г. Херсонъ, маіоръ Навроцкій; г. Волчапскъ, кол асс. Ііорзиковъ; г. Павлоградъ, от. ген.-маіоръ Пашутинъ; С.-Петербургъ, гсп. маіоръ Струковъ; г. Чугуевъ, надв. сов. Вёіісъ; г. Бѣлгородъ, кол. сов. Процсико. Пѳч. дозвол. 27 декабря 1852 г. Цензоръ Н. Костыръ.