Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
Воскресеніе Христово. Икона XVII в. . > ЮЖНЫЙ КРАЙ воскресенье, 6-го Апрѣля 19» года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИ5АВЛЕНІЕ КЪ No 11984. ,ЮЖНЫЙ НРАЙ. Воскресенье, и-іч> аирвля 1911 года. Вигкрогенье. |J-ro апрѣля 1911 года. ЮЖНЫЙ НРАЙ. J D Р ^ Р А З Д Н И Ч Н Ы Е У З О Р Ы , I. ЦвЬты колоколовъ. Вы слышали, какъ иногда въ сумеркахъ поютъ колокола? Пѣсни далекихъ очарованій, далекихъ зововъ. Кажется, въ полумракѣ надъ городомъ возсталъ таинствен ный призракъ, весь бѣлый-бѣлый, и трудно понять, говоритъ ли онъ сказки о будущемъ, или поетъ легенды и саги о похоронен номъ прошломъ. А этотъ бѣлый звонъ, весной! Онъ такъ прекрасенъ утромъ. Слушаешь, и ясно это тихо позваниваютъ солнечные лучи; это шепчутъ свѣже-зеленые листики и травинки; это весна послала впередъ своего рыцаря- грубадура, и онъ торжественно, смѣло и гордо кричитъ всѣмъ вѣтрамъ, всѣмъ далямъ, всѣмъ полямъ объ ея золотой побѣдѣ. Онъ богатитъ землю сверкающими серебряными посѣвами. А вечеромъ, когда открыты окна, дрожатъ бѣлыя занавѣси, голубой звонъ входитъ въ комнату совсѣмъ ласковый, неразбор чивый, завуалированный. И тогда это мысли о дѣтствѣ, тихія слезы о чистотѣ и пре красномъ, любовь, не знающая имени любимаго или возлюбленной; молитва безъ словъ. Чудесные проповѣдники и поэты! Одинъ старинный колоколъ имѣлъ надпись: „Зову живыхъ, оплакиваю мертвыхъ,отражаю молніи”. Живымъ —вдохновеніе и радость борьбы; ушедшимъ печаль и память. Поднятый къ небу, старый колоколъ подобенъ недремлюще му воину,—бросаетъ свой гремящій крикъ и въ побѣдныхъ высотахъ сражается съ молніями. Его щитъ отражаетъ синіе мечи и огненныя копья. Тогда онъ словно раненъ, и льется въ долины его серебряная кровь рыдающая пѣсня. Они разны, и разны ихъ голоса. Въ Венеціи они грохочутъ, какъ разъяренныя волны. Это буря гвъ небѣ, осыпающая на площадь святого Марка свои побѣдные крики. Въ Брюггэ—они скромны и тихи. Они состарились вмѣстѣ съ храмами Фландріи и неподвижными каналами. Ихъ чередую щіеся голоса, опаленные безмѣрною скорбью, похожи на лепетъ преданій, на процессіи монахинь въ бѣлыхъ одѣяніяхъ и съ бѣлыми лиліями въ рукахъ. Въ Испаніи они строги и важны, какъ патеры въ черныхъ сутанахъ. Но иногда къ ночи ихъ степенные голоса вдругъ подымаются до крика; тогда это—прошлое, тогда это—багровое пламя инквизицій и похоронный набатъ еретикамъ. Но въ Москвѣ, старые и молодые, они болѣе торжественны, ібозѣе оплакиваютъ и болѣе прощаютъ; они не вливаютъ въ свое Въ Эммаусъ. Нлокгорсп і». Благовѣщеніе. Амброджо Ьергоньоне, О з къ морю, которое внизу, за пригоркомъ, протянуло свою голу боватую тихую полочку. Налѣво желто-зеленая балка, и тянетъ оттуда влажнымъ крѣпкимъ ароматомъ. Взглянулъ на море и соображаетъ свое, ежегодное: Бычки, значитъ… Бычковъ у насъ тьма… Аглаюшка на маринуетъ… Только не разварить… Чтобы крѣпкій… Хорошо мятной травки для запаха… Яичницу съ лукомъ, бычокъ, рюмка настойки. Елисѣичъ изъ Каменки собирался… Крѣпись, старина… Геморрой… У меня тоже геморрой… Да вотъ лѣтъ двадцать и помнить забылъ… Мы Елисѣичу аршиннаго судака… По-польски, онъ любитъ. У Аглаюшки масла, небось, пуда четыре. А послѣ судака, мы ему молодого барашка… Въ дурака сыграемъ… Обѣ щалъ календарь привезти… Насчетъ погоды прочесть. На песокъ оставилъ прежнюю цѣну… Береговой, бѣленькій… У ме ня самый лучшій… Въ Каменкѣ уже хуже… Ишь, негодяи, ведро раздѣлываютъ. Ивашка, пузырь, подь, подь сюда. Ну, какой пу чеглазый… Заяцъ ты, пучеглазый. Поди мнѣ табакерку принеси. На угольничкѣ… Бѣлая пятнастая собака подбѣжала, облизала дѣду руки, заглянула въ глаза, пахнула теплымъ быстрымъ дыханіемъ и унеслась. — Ишь ты, паршивка… Да, бычки… А день то какой… Господь къ празднику Своему… Спаси и помилуй. Вотъ и еще дожилъ… Все Твоя воля. На святкахъ застудился, уже къ попу слалъ, нутро ворочало. Вздохнуть не могъ… Отпустило. Спаси и помилуй… Хорошо куличи подняла… Прошлый годъ пониже были, тяжелѣе… На шаль подарилъ… Баба зябкая, ледяшая. — Что-жъ ты, пузырь, запропалъ. Ну иди, играй. Дѣдушка медленно скрутилъ толстую папиросу. Взглянулъ на пѣтуха, снова подумалъ: Погодка то… Господи… Вставилъ папиросу въ закопченный вишневый мундштукъ, закурилъ, затянулся и отъ удовольствія (весь постъ не курилъ) словно просвѣтлѣли морщинки на его красномъ лицѣ съ мя систымъ носомъ. Опять думалъ потихоньку: — Все оно весну чувствуетъ… Ишь горланитъ, пѣтуши ная душа… А перезвонъ, точно англійскій скакунъ… Шалый! Куръ попугалъ… Яшка на гармоникѣ заливается… Разлука… Ка кая тебѣ разлука, сердцеѣдъ… Способный да лѣнивъ… Къ парни камъ его приспособимъ. А то къ горшечнику. Ногами крути, руками лѣпи. Пальцы небось ловкіе… Прервали дѣдушкину думу. Прибѣжала Аришка, опростоволосилась, воетъ. Нахмурился Митрофанъ Ильичъ. — Значитъ, опять побилъ, скотина. Праздника ему нѣтъ Баба гоготала и хорошо. Нѣтъ же, набросился. Ну и народъ. С ^ь“ . н ,4 Воскресенье, 6-го апрѣля 1914 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ. Набузикался. Ну не вой, не вой… Я съ нимъ сейчасъ… Аглаюшка! Аглаюшка! По зови садовника. Черезъ нѣсколько минутъ около дѣда уже стоялъ са довникъ, рослый мужикъ въ темной косовороткѣ, рас шитой по вороту. Притих шій, краснолицій. — Ты что-жъ?… Какой тебѣ сегодня день? Нагло тался, свинья… Въ шею хо чешь… А? Въ шею хочешь? Чего на бабу огрызся? Митрофанъ Ильичъ, чуть приторкнулся… Взвы ла… Я что жъ… – Ты не чтокай… При торкнулся, знаю я. Морду на бокъ своротишь, а по томъ приторкнулся… Эхъ, ты… Дѣдушка хмурится, по томъ молчитъ нѣсколько минутъ и ^начинаетъ со всѣмъ другимъ, мягкимъ почти ласковымъ голосомъ: – – Видишь, садъ твой за зеленѣлъ. Утки плещутся. А собаки, посмотри… Пти цы такъ и заливаются. Плохо тебѣ? Слышишь, Яшка играетъ. Ну? Вся кая тварь весну почуяла, проснулась… Праздникъ. Ну? А ты что, хуже твари? Она радуется, а ты съ кулака ми… Хорошъ садовнйкъ, а я его за старшаго во дворѣ почиталъ. Изъ церкви. Митрофанъ Ильичъ, жалобно протянулъ му жикъ,— ей Богу, не хо тѣлъ… — Не божись. Пора сте пеннымъ быть. Обидѣлъ. Обидно мнѣ… Митро—о.. Знаю, знаю. Приведи Аришку. Ну, мигомъ. Садовникъ вернулся съ бабой. Аришка не плакала, только надулась, вся наду лась, вся толще стала, слов но квочка. — Обними бабу. Ну..* Цѣлуй… Вотъ. Идите… Уз наю еще, не пощажу. Опять одинъ. Сбѣжал» тѣнь съ края крыльца, и зазолотились отъ солнца пе рила. Елисѣичъ завтра обѣ щалъ… ‘ Аршиннаго суда ка… Рыбы то у насъ, ры бы. Господи, спаси и по милуй … Особенно бычковъ- Непремѣнно мятной травки въ маринадъ… Фениксъ. Харьковъ. Типографія Товарищества А. А. Іозѳфовича—«Южный Край».Сумская, No 13. Праздникъ. Б. К уст одіевъ.