Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ю ж н ы й К Р А Й Воскресенье, 6-го Мая 1912 года, ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 10751. С Ю Ж Е Т Ъ . (Миніатюра). Беллетристъ Астаховъ, къ фамиліи котораго журнальные обозрѣватели давно уже начали прибавлять слова „нашъ извѣстный11, въ раздумьи хо дилъ по кабинету, вздыхалъ и мучи тельно искалъ сюжетъ для разсказа. Беллетристу была заказана неболь шая вещица для одного изъ дамскихъ журналсвъ на чувствительную тему— извѣстно, что дамы любятъ чувстви тельность. Но, какъ на ірѣхъ, въ го ловѣ не было ни одного чувствитель наго сюжета. Были сюжеты пикант ные, изъ тѣхъ, на которые Мопассанъ далъ десятки талантливыхъ разска зовъ, совершенно неумѣстные въ дан- номь случаѣ; сюжеты изъ деревен ской жизни, тоже не соотвѣтствовав шіе задачѣ, были и другіе сюжеты, но чувствительнаго не было ни одно го. При многописаніи, которымъ от личался Астаховъ, требовалась масса сюжетовъ, и всѣ ихъ Астаховъ ус пѣлъ издержать. Это заставляло его морщить лобъ, хмуриться, страдать. Уже въ отчаяніи, онъ хотѣлъ оста С. С. Манухинъ, членъ Государ. Сов., бывш. министръ юстиціи. Назначенъ для разслѣдованія событій на Лен скихъ пріискахъ. упалъ на письмо, валявшееся на столѣ съ самаго утра. Беллетристъ остановился, лѣниво потянулъ къ себѣ письмо- онъ не- ждалъ ничего интереснаго отъ ма ленькаго измызганнаго и захватанна го въ дальнихъ странствіяхъ конвер та,—распечаталъ и началъ читать. Письмо пришло отъ Аллы. Въ письмѣ стояло: „Дорогой мой, что же ты мнѣ не пишешь ни строчки? Я беременна. Мужъ меня выгналъ. А когда я пошла къ отцу, онъ сказалъ, что я опозори ла его сѣдые волосы, и запретилъ по казываться ему на глаза. Во всемъ свѣтѣ у меня только одинъ ты“. Астаховъ бросилъ письмо и заду мался. Судьба шутитъ съ людьми иногда очень глупыя шутки. Минувшей осенью онъ ѣздилъ на югь, заѣзжалъ въ свой родной го родъ, гдѣ родился и росъ до семна дцати лѣтъ, ребенкомъ купался въ рѣ кѣ прямо съ песчанаго берега, а юно шей удилъ рыбу, просиживая цѣлыя ночи въ старой лодкѣ, скрипучей, будто стонавшей и жалс взвшейся зем лѣ и небу на горькую судьбу. новиться на младенцѣ, котораго не счастная мать подбрасываетъ старому черствому, какъ сухарь, скрягѣ,—мла денцѣ, который смягчаетъ каменную душу и производитъ въ жизни ста рика полнѣйшій переворотъ; уже онъ Первая желѣзная дорога въ Марокко. хотѣлъ остановиться на немъ, хотя младенецъ этотъ, по крайней мѣрѣ, въ дюжинѣ разсказовъ смягчилъ серд ца, по крайней мѣрѣ, дюжины стари ковъ, и самъ былъ черствъ, какъ сухарь, но вдругъ взглядъ Астахова Въ реднемъ городѣ снъ не былъ пятнадцать лѣтъ Многое тамъ измѣнилось, Знакомыхъ соес Ѣ мъ не осталось * хъ и раньше, впрочемъ было не много. ,2 ЮЖНЫЙ КРАЙ. Воскресенье, 6-го мая 1912 года. Первые дни приходилось жить воспоминаніями, но не было скучно. Даже сѣренькая юность, уйдя невозвратно, ка жется розовой, сверкающей ог немъ, надеждами, счастьемъ. Съ умиленіемъ въ душѣ, съ нѣжностью, какъ о хорошень кой непритязательной умершей любовницѣ, вспоминалъ Аста ховъ объ ушедшихъ въ вѣч ность дняхъ. Онъ обѣгалъ ок рестные лѣса, рощи, сходилъ къ тремъ озерамъ, напоминав шимъ большіе пруды,-озе рамъ, затеряннымъ верстахъ въ трехъ отъ города, среди старыхъ тополей, дубовъ, липъ и другихъ деревьевъ, съ бе регами, поросшими густымъ ку старникомъ, сквозь который нужно было пробираться съ опасностью для платья, съ большими цвѣтами кувшинокъ на покрытой зеленью водѣ. Онъ посѣтилъ старое кладби ще съ покосившимися креста ми и памятниками, на кото рыхъ счастливые наслѣдники писали ложь о неиспытанномъ ими горѣ и счастливые вдов цы говорили р радостной встрѣчѣ за могилой съ „ан геломъ-хранителемъ* ихъ жиз ни, котораго грызли съ пер ваго дня свадьбы и памяти ко тораго не были вѣрны и шести недѣль. На кладбищѣ Астаховъ встрѣтилъ Аллу, и послѣ этоП встрѣчи ему уже совсѣмъ не было скучно. Они были знакомы давно. Гимназистомъ старшаго клас са, бродя по саду, Астаховъ сквозь широкія щели забора замѣтилъ однажды два чер ныхъ глаза, пристально слѣ дившихъ за нимъ. Онъ остановился. — Послушайте!—прозвенѣлъ Великія Княжны Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна въ формѣ 2-го гусарскаго Елисаветградскаго Ея Императорскаго Высоче ства Ольги Николаевны полка и 8-го уланскіго Вознесенскаго Ея Импера торскаго Высочества Татьяны Николаевны полка, — шефами которыхъ со стоятъ Ихъ Высочества. сики. Персики замѣчательно освѣжаютъ. — Эго подло. Вы не сдѣлае те этого! — А вотъ увидите. Я скажу Тихону, онъ бу детъ стеречь, поймаетъ васъ и надеретъ вамъ уши. — Пфа… Боюсь я вашего Тихона! Эго вы боитесь его, а я отрѣжу ему голову перо чиннымъ ножемъ. Вы еще не знаете, какой у меня острый ножъ! Черные глазки посмотрѣли недовѣрчиво. — Развѣ вы справитесь съ Тихономъ? — Справлюсь. — Пусть. Но если вы отрѣ- жите Тихону голову, васъ со шлютъ въ Сибирь. — А я убѣгу изъ Сибири и оборву сразу всѣ ваши яблоки. Черные глазки замигали, какъ будто хотѣли заплакать. — Какой вы гадкій! крик нула дѣвочка, и какъ я васъ не люблю. Астаховъ покачалъ головой. — Перестаньте, сказалъ онъ. Вы, кажется, готовы плакать? Я не бралъ вашего яблока. Я только дразнилъ васъ. — Честное слово, не брали? – Ну, конечно. Они разговорились и стали друзьями. ВмЬстѣ гуляли за городомъ, собирали полевые цвѣты, ло вили бабочекъ. И когда Аста ховъ уѣзжалъ изъ города, быть можетъ, единственная душа, пожалѣвшая о немъ, была ма ленькая чистая душа Аилы. Черезъ пятнадцать лѣтъ не уклюжая дѣвочка превратилась въ стройную женщину. Изъ стараго у Аллы остались только большіе черные, по прежнему — живые, глаза да Его Императорское Высочество Князь Георгій Максимиліановичъ Романовскій герцогъ Лейхтенбергскій f 20 апрѣля. изъ за забора тоненькій жен скій голосъ. — Слушаю. — Это вы сорвали яблоко въ нашемъ саду? — Какое яблоко?! — Самое румяное. На ниж ней ввгкѣ яблони близъ забо ра висѣли три яблока. И те перь одного нѣтъ. Пропало самое большое и самое ру мяное. Астаховъ разсмѣялся и ска залъ, пристально смотря въ черные глазки: — Я. — Эго гадко такъ дѣлать. Кто вамъ позволилъ? — Мнѣ никто не позволилъ: я самъ. Я люблю послѣ обѣда съѣсть хорошее яблоко. На дессертъ. — Вы не смѣете… Слышите: вы не смѣете такъ дѣлать! — Кто же мнѣ запретитъ? Любопытно! Завтра я сорву ваше второе румяное яблоко, а послѣ завтра—третье. И кро мѣ того, съѣмъ всѣ ваши пер- Г енсралъ-оть-инфантеріи А. А. Поливановъ, бывшій пом. военнаго министра. і Воскресенье, 6-го мая 1912 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ. 3 Такъ писалъ и терзался, терзался и писалъ онъ. Не однѣ женщины рождаютъ чадъ своихъ въ мукахъ… А. Грузинскій. Памятникъ братьямъ Матыевичъ-Мацѣевичъ, открытый въ Севастополь 18-го апрѣля, въ’годовщину ихъ гибели. 3 5. Н. С. Худековъ, редакторъ .Петербургской Газеты”. -|- 27-го апрѣля. Психологія министра. Нѣтъ никакого сомнѣнія, что очень пріятно находиться у власти,—такъ на чалъ свою бесѣду съ газетнымъ сотруд никомъ одинъ изъ членовъ кабинета Кайо, нынѣ отдыхающій отъ тяжкихъ трудовъ правленія. На основаніи лична го опыта могу васъ завѣрить, что труд но устоять противъ неотразимаго обая нія магической формулы: .я —министръ*, милая улыбка, застѣнчивая и робкая, шедшаяЧъ дѣвочкѣ и дѣлавшая женщи ну на первый взглядъ немножко смѣш ной,—особенно при томь огнѣ, кото рымъ сверкали ея глазки, и очень сим патичной. Дѣвочка была влюблена въ Астахова въ старые годы, какъ при зналась въ минуту откровенности, а теперь была замужемъ за старымъ и лысенькимъ статскимъ совѣтникомъ, уѣхавшимъ въ командировку. Совѣтникъ былъ сухъ и холоденъ, ревновалъ Аллу, и она не любила его. А Аста ховъ былъ красивъ и мо лодъ, и старая любовь раз горѣлась, какъ разгорается полупотухшій костеръ, ког да въ степи поднимается вѣтеръ. Мѣсяцъ пролетѣлъ, какъ одинъ день. Уѣзжая, Астаховъ скры валъ печальной гримасой зѣ воту, обѣщалъ писать два раза въ мѣсяцъ и пріѣхать въ родной городъ весной. А когда поѣздъ отошелъ отъ города верстъ на три дцать, ощутилъ въ сердцѣ веселье и довольство, какъ бываетъ съ человѣкомъ, стряхнувшимъ съ себя боль шую печаль и большую скуку. Писать онъ не сталъ. Разлука — лучшее лекар- ство отъ страсти. Письма могли дать пищу тому пламени, которое безъ нихъ скорѣе бы потухло, и потухнуть кото рому Астаховъ желалъ отъ души. — И вдругъ теперь, когда, по его мнѣнію, отъ всего лѣтняго угара уже ничего не осталось, кромѣ полувесе: лыхъ, полупечальныхъ воспоминаній- —это письмо. Да, судьба шутитъ порою съ людь ми глупыя шутки. — Беременна! Выгнана мужемъ… прошепталъ Астаховъ. Бѣдная… Онъ провелъ рукой по глазамъ, за думался. — Бѣдная! повторилъ онъ. И я ни чего не могу сдѣлать. Рѣшительно ни чего. Жениться? Но, вѣдь, я уже же натъ и даже два раза… и кромѣ того, что скажетъ Людмила Васильевна? Чортъ знаетъ, что такое. Кто бы могъ думать, что такіе пустяки, мимолет ныя встрѣчи разыграются въ драму?.. Онъ присѣлъ къ письменному сто лу, положилъ голову на руки и за моргалъ глазами. — Вотъ она жизнь! вздохнулъ бел летристъ, и жгучая слеза упала изъ его глазъ на бумагу. Шутитъ шутки. Опиши—расплачутся. Камни запла чутъ. Онъ заглянулъ въ письмо. — И отецъ не велѣлъ на глаза по называться, и во всемъ свѣтѣ одна. Ахъ, Алла, Алла!.. Онъ обмакнулъ пери въ черниль ницу и усмѣхнулся горько и зло. Бьемся, ищемъ сюжетовъ, а сама жизнь даетъ намъ сюжеты. Вѣдь, если все описать, душу Аллы открыть лю дямъ… Эхъ!… Въ глазахъ беллетриста мелькнулъ тотъ оюнекъ, который отличаетъ вла стителя думъ, избранную натуру отъ быдла, отъ сѣрой, заурядной, обыден ной толпы. Сюжетъ былъ найденъ. Беллетристъ торопливо обмакнулъ перо еще разъ въ чернильницу и еще торопливѣе забѣгалъ имъ по бумагѣ. Строки чувствительнаго разсказа стройно тянулись другъ за другомъ. Когда глаза Астахова заволакивало сѣрою дымкой, онь встряхивалъ го ловой, бормоталъ: „Ахъ, Алла, Алла!* и вновь принимался за работу. Вильгельмъ I и скрипачъ. Императоръ Вильгельмъ II, очевидно, унаслѣдовалъ любовь къ музыкѣ и теат ру отъ своего дѣта. Маститый скрипачъ В. В. Безекирскій вспоминаетъ,какъ ему въ Остенде пришлось иг рать въ присутствіи дѣда ны нѣшняго германскаго Импера тора Вильгельма I. — Въ то время, когда я исполнялъ первую часть кон церта, разсказываетъ г. Безе кирскій, въ залъ вошелъ Виль гельмъ I. Чтобы не помѣшать никому слушать меня, онъ остановился у дверей, и толь ко когда я закончилъ первую часть, прошелъ къ своему мѣ сту въ креслахъ, взявъ пред варительно билетъ въ кассѣ. Въ антрактахъ Императоръ зашелъ въ ксмнату г. Безекир- скаго и, сказавъ ему нѣсколь ко любезностей по поводу его игры, спросилъ, гдѣ онъ по лучилъ музыкальное образо ваніе. Услышавъ, что .въМосквѣ*, Императоръ сдѣлалъ удивлен ное лицо. — Неужели у васъ дѣйствительно та кіе хорошіе профессора? Прощаясь съ русскимъ скрипачемъ, Вильгельмъ I посовѣтовалъ ему пріѣхать въ Берлинъ, гдѣ очень любятъ музыку. П. Н. Дурново, членъ Государственнаго Совѣта. (По поводу 50-лѣтія его государственной службы) ,4 ЮЖНЫЙ КРАЙ. Воскресенье, 6-го мая 1912 года. Д ръ Владиславъ Лукашъ новый венгерскій министръ прези дентъ. Крѣпкое пиво власти кружитъ даже очень трезвыя головы. Министерскіе курьеры, согбенные въ почтительныхъ поклонахъ, в;еобщее благожелательство, опережаю щее твои желанія, тайная зависть това рищей и друзей, министерскій экипажъ съ кучеромъ съ трехцвѣтной лентой на шляпѣ, героическіе звуки марсельезы при каждомъ болѣе или менѣе торжествен номъ случаѣ и, наконецъ, блаженное со знаніе того, что своей подписью можно осчастливить сотни людей—вотъ какія ощущенія переживаетъ человѣкъ въ пер вый мѣсяцъ своего сидѣнія въ министер скомъ креслѣ. Второй фазисъ пребыванія у власти характерезуется подъемомъ реформатор скихъ стремленій и порываній. Человѣ ка разбираетъ страшная охота „открыть новую эру“, увѣковѣчить свое имя, оста вить прочный слѣдъ въ исторіи родной страны. Но служебный опытъ понижаетъ жаръ реформаторской горячки. Какъ ни страст но хочется декретировать нормы всеоб- щаго счастья и начать новый блиста тельный періодъ отечественной исторіи, однако, всѣ яти прекрасныя намѣренія безсильны выдержать огненную пробу дѣйствительности. Мелкія и крупныя слу жебныя огорченія, тяжелое бремя отвѣт ственности и жуткое обаяніе страха воз можныхъ послѣдствій смѣлыхъ реформъ— и вчерашній идеологъ власти, чертившій себѣ колоссальные планы, становится холоднымъ практикомъ, ясно созерцаю щимъ грустную изнанку вещей, съ подо зрительно настороженнымъ слухомъ и глубоко затаеннымъ недовѣріемъ къ лю дямъ. На него находитъ сильное искуше ніе — оставить министерское кресло и уда литься на покой. Единственно, что удер живаетъ разочаровавшагося министра отъ безповоротнаго шага, это—сознаніе того, что на его мѣсто сядетъ кто-нибудь дру гой, и все пойдетъ по заведенному по рядку. Министръ остается на своемъ посту.., Онъ уже не считаетъ себя великимъ че ловѣкомъ, призваннымъ къ историче скимъ дѣламъ, но обыкновеннымъ чи новникомъ, правда, надѣленнымъ очень обширными полномочіями, но по существу, мало отличнымъ отъ какой-нибудь жал кой, министерской пѣшки, если не при нять во вниманіе ежечасно и ежеминут но грозящей ему опасности быть выбро шеннымъ изъ прекраснаго эдема власти. Стихотворная шутка. Недавно одинъ изъ поэтовъ старой школы, въ насмѣшку надъ искаженіемъ мысли и образа въ угоду риѳмѣ, набро • салъ весьма поучительный образецъ та кого ремесленнаго вздора, съ такими риѳматическими фокусами, при видѣ ко торыхъ всѣ „виртуозы, по его словамъ, должны лопнуть отъ зависти”. Вотъ эта шутка: Не будь лѣнивымъ идіотомъ Работать въ докъ иди, о, Томъ! Что потеряешь нынче потомъ, Вернешь монетами потомъ. Такъ говоря, супруга сѣла На травкѣ, на краю села. Куда она веселость дѣла?! Заѣли трудныя дѣла. А Томъ ея былъ преданъ спирту, Весь плавалъ, какъ консервъ, въ спирту; Онъ не служилъ Гимена мирту. А. В. Бурышкинъ, извѣстный московскій коммерсантъ. ф 19 апрѣля. Не помогалъ руками рту Увы! Средь пьянаго содома Спустилъ онъ земли и дома, Все отдалъ для бутылокъ рома, И опустѣли закрома!.. Да будетъ этотъ Томъ урокомъ Для мудрыхъ тѣхъ натуръ, о комъ Сложилъ исторію я съ докомъ И для кого въ мгновенье ока — Въ созвучьяхъ смѣлыхъ, въ риѳ махъ д о к а— Я сталъ Пегаса сѣдокомъ. йд w Г-Т-, лГ”. fife eb іФі ѵф ? ѵфѵ у д у ѵ ф ѵ ф ? J ѵфі уфЛ у ф і ѵ ф ? уф7 чф? ѵфг ВЪЧНДЯ ПАМЯТЬ- *Въ лѣсу на зеленой лужайкѣ Три мальчика рядомъ лежали — Игрой, бѣготней утомившись, О будущей жизни мечтали.? „Я буду министромъ-премьерсмъ, И жизнь проведу я не даромъ— А. Н. Будищевъ, (По поводу 25-лѣтія литературной дѣятельности). Весь міръ предо мной преклонится”… Воскликнулъ одинъ изъ нихъ съ жаромъ. „А я накоплю много денегъ, Открою торговсе дѣло, Пошлю корабли свои въ Лондонъ”… Мечтаетъ второй изъ нихъ смѣло. „А я… началъ третій товарищъ, Но тутъ же смущенно запнулся — Я, право, не знаю, кѣмъ буду”… Безпечно сказалъ, улыбнулся, Взглянулъ на глубокое небо. Гдѣ облачко ярко искрилось.., И звонкою, чистою пѣснью Окрестность и даль огласилась. А фея, волшебница фея, Подслушавъ дѣтишекъ стремленья, Взмахнувъ чудодѣйственнымъ жезломъ, Ихъ всѣ привела въ исполненье. И сдѣлался первый— министромъ, Второй—дѣловымъ коммерсантомъ, А третій… мечтателемъ чуткимъ… Владѣлъ онъ особымъ талантомъ: Въ то время, какъ первые оба Старѣли, отъ дѣлъ уставая, Бродилъ онъ по бѣлому свѣту, Прекрасныя пѣсни слагая. Извѣдалъ онъ радость людскую И горе, и муки, и голодъ,.. Извѣдалъ онъ лѣтнее солнце И зимній мучительный холоду . И все это вылилъ свободно Онъ въ пѣсняхъ своихъ безыскусныхъ, И каждый, кто слушалъ ихъ, понялъ, Что жизнь сама въ звукахъ тѣхъ грустныхъ. Но время все шло незамѣтно, И жизнь свое дѣло свершила: Предъ каждымъ товарищемъ дѣтства Открылась сырая могила. Скончался министръ знаменитый— Съ почетомъ его хоронили И памятникъ бѣлый массивный Надъ прахомъ его водрузили. Не менѣе пышно отдали Послѣднюю дань коммерсанту, Не мало рЬчей посвятили Его дѣловому таланту. Лишь тѣло пѣвца подъ заборсмъ Случайно крестьяне открыли И, въ страхѣ навлечь подозрѣнье, За кладбищемъ гдѣ то зарыли… ‘ Лидія Гондель. Харьковъ. Типографія «Южнаго Края». Сумская ул., домъ А. А. Іозефсвпна, No 13.