Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ и н ш н . (Изъ лѣтнихъ миніатюръ). Въ одинъ изъ прекрасныхъ лѣт нихъ дней на дачный балконъ Маргариты Петровны входитъ Маріанна Сергѣевна. Маріанна Сергѣевна— особа тощая, Сухова тая, съ носомъ, длиннымъ, какъ сама безконечность, съ глазками, напоминающими явухъ бойкихъ мышей, но безъ свойственной этимъ маленькимъ звѣркамъ граціозности, съ косичками жид кихъ волосъ на затылкѣ, похо жими на крысиные хвосты. Кожа Маріанны Сергѣевны суха, какъ пергаментъ; въ самый страшный жаръ на ней не выступаетъ ни капли пота, и, кажется, если про ведешь по кожѣ Маріанны Сер гѣевны, кожа зашелеститъ, какъ высохшая кожа змѣи, какъ опав шій съ деревьевъ осенній листъ. Одѣвается Маріанна Сергѣевна нѣсколько курьезно; юбка ея всегда коротка и не скрываетъ большихъ ногъ, обутыхъ въ баш маки, смахивающіе на лыжи; на плечахъ Маріанны Сергѣевны ви ситъ, какъ на вѣшалкѣ, забавная куцая кофточка, а голову укра шаетъ шляпка съ перьями, имѣ ющими такой видъ, какъ будто ихъ только что энергично и осно вательно потрепала отъѣвшаяся купеческая кошка или даже си бирскій котъ. На лѣвой рукѣ Маріанна Сер гѣевна неизмѣнно носитъ обіе- мистый ридикюль, а въ головѣ хранитъ такой запасъ сплетенъ, что ихъ хватитъ даже на два объе мистыхъ ридикюля. Благодаря этому, Маріанна Сергѣевна—же ланная гостья на большинствѣ дачъ. Скучающія дачницы прини маютъ дачную сплетницу очень охотно, хохочутъ надъ ея разска зами, носящими комическій оттѣ нокъ, всплескиваютъ руками надъ тѣми, которые пахнутъ трагедіей, и въ простотѣ души думаютъ, что, почему-то, Маріанна Сергѣ евна, сплетничая про всѣхъ и вся, ихъ то и пощадитъ, о нихъ не создастъ ни одной легенды и не окраситъ въ грязный оттѣнокъ ни одну изъ ихъ маленькихъ удачъ или неудачъ. Входя на дачный балконъ, Ма ріанна СергЬевна неизмѣнно дѣ лаетъ радостное лицо и говоритъ: — Слышали? Хозяйка дачи смотритъ на Ма ріанну Сергѣевну съ любопыт ствомъ. — Что такое?—спрашиваетъ она. — Слышали о трагедіи у Яще- рицыныхъ? — Нѣтъ, не слыхала. — Помилуйте, къ вечеру вся дачная мѣстность, вся наша „Глу- Святитель Іоасафъ, прославленіе мощей котораго начинается 4 сентября. Входъ въ монастырь. (Святыя ворота). хая Трясина” заговоритъ, а я по спѣшила, чтобы вамъ, дорогая моя, разсказать первой. Хвостъ въ зубы, ридикюль на руку и лечу, какъ аэропланъ. Серафима Львов на Гущина съ террасы кричитъ: „Маріанна Сергѣевна! Куда мчи тесь вы? На пожаръ?”—Нѣтъ, го ворю.—„Зайдите ко мнѣ; у васъ на лицѣ написано что-то необык новенное; я вижу, вамъ есть что разсказать. Что случилось”?—Ни чего, говорю, не случилось. А спѣшу я кое-куда по своимъ личнымъ дѣламъ. „Охъ, скрывае те вы что то, Маріанна Сергѣев на”!— Право,не скрываю ничего… Простилась—и дальше. Мчусь ми мо дачи Кузьминскихъ, а Софья Яковлевна у воротъ. Вѣрите, до рогая моя, чуть чуть за полу ме ня не схватила; насилу-насилу я отъ нея вырвалась, стреканула мимо и прямо къ вамъ. Дачница радостно улыбается и говоритъ нѣжно: — О, какая вы милая, Ма ріанна Сергѣевна. Ну, я слушаю: что же случилось у Ящерицыныхъ? Маріанна Сергѣевна садится и разсказываетъ, что случилось у Ящерицыныхъ или у грека Мав- рокордато, который живетъ че резъ двѣ дачи отъ Ящерицыныхъ, или у Бориса Леонтьевича, измѣ няющаго женѣ не менѣе четырехъ разъ въ мѣсяцъ, или еще у кого- нибудь. Дачница слушаетъ, смѣет ся или дѣлаетъ трагическіе гла за, а въ общемъ довольна и сча стлива. Маріанна Сергѣевна то же довольна и счастлива: ей пер вой удалось посвятить милую дачницу въ свѣжую сплетню, въ липкую дачную грязь, на полови ну сработанную ея собственными мозгами. Не всели равно? Липкая грязь не становится отъ этого менѣе сенсаціонной. Закончивъ разсказъ, Маріанна Сергѣевна пьетъ и ѣстъ, а попивъ и поѣвъ въ волю, снимается съ : якоря и отправляется въ дальнѣйшее пла ваніе по дачному морю съ гру зомъ сплетенъ и слѣдующей дач ницѣ разсказываетъ, что ее пер вую он* посвящаетъ въ тайны „Глухой Трясины”. Такъ идетъ одинъ дачный день за другимъ дачнымъ днемъ, и Ма ріанна Сергѣевна довольна и сча стлива. Но вдоугъ… все летитъ къ чорту! В®«дя на дачный балконъ Мар гариты Петровны, Маріанна Сер гѣевна по обычаю дѣлаетъ ра достное лицо и спрашиваетъ: — Слышали? Хозяйка смотритъ на Маріанну Сергѣевну съ любопытствомъ. — О чемъ?—спрашиваетъ она. — О Порошинѣ. Слышали,какъ Порошинъ безъ пальто и шля пы въ садикъ пройтись вышелъ, изъ садика же на извозчика сѣлъ, Воскресенье, 4-го Сентября 1911 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 10388, ,2 ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье. 4 го Сентября 1911 года. Соборъ. Входъ въ пещеру, гдѣ почивали мощи святителя Іоасафа. Покои святителя Іоасафа. Пріемная. Фог. Иваницкаго. Склепъ святителя Іоасафа. Ф от. И ван и ц каго . удралъ и три ночи не но- чевалъ дома? — О, эго? Слышала,— равнодушнымъ тономъ го воритъ Маргарита Пет ровна. Маріанна Сергѣевна блѣднѣетъ, потомъ багро вѣетъ, какъ будто ее хо четъ хватить ударъ, по томъ опять блѣднѣетъ. На нее жалко глядѣть. Если бы надъ ея головой грянулъ громъ изъ голу бого неба, она бы не бы ла болѣе испугана и изу млена. Маріанна Сергѣев на падаетъ въ кресло и тихимъ голосомъ проситъ: — Водицы бы мнѣ. Во дицы стаканчикъ,дорогая! Хлебнувъ изъ стакана, она смотритъ на Марга риту Петровну и спрашиваетъ: — Отъ кого же вы слышали? — Насчетъ Порошина? Илья Анто новичъ заходилъ и говорилъ. — Господи Боже! Какой это Илья Антоновичъ? — Развѣ вы не знаете Илью Анто- Закладка столовой для паломниковъ въ присутствіи г. курскаго губернатора и вице-губернатора. Ф от. И ван и ц каго . новича Туберозова? Это дядя Изволь- цевз, который пріѣхалъ къ племянни ку погостить. — Боже мой! Ни о какомъ Ильѣ Антоновичѣ Туберозовѣ не слыхала. — Помилуйте, онъ на дачѣ у Из- вольцева третій день живетъ. Преза бавный старикашка. Ма ріанна Сергѣевна, вы все знаете, какъ же можно не знать, что къ Изволь- цеву дядя пріѣхалъ? Сты дитесь. Маріанна Сергѣ евна конфузится. — Послѣдніе дни я не совсѣмъ здорова была,— говоритъ она, прощается и въ раздумьи идетъ даль ше, къ Анохинымъ. У Анохиныхъ она спра шиваетъ: „слышали?” та кимъ робкимъ и дрян нымъ тономъ, какъ будто заранѣе предчувствуетъ отвѣтъ. Прежней само увѣренности въ ея голосѣ нѣтъ и слѣда. — О чемъ?—поднима етъ глаза на Маріанну Сергѣевну Анохина. — О Порошинѣ. — Это какъ онъ изъ дачнаго сади ка сбѣжалъ да три дня дома не но чевалъ? Слышала. — Отъ кого? — Илья Антоновичъ заходилъ. ,Воскресенье, 4 го Сентября 1911 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ И. Ф Бостремъ. Вице-адмиралъ, начальникъ дѣй- ствующаго черноморскаго флота. Маріанна Сергѣевна прощается съ Анохиной и идетъ къ Сверчковой. Но у Сверчковой она уже не входитъ на балконъ. Она бродитъ возлѣ дачнаго забора и, увидя идущую черезъ дворъ горничную, манитъ ее: — Душечка, у васъ былъ Илья Ан тоновичъ Туберозовъ?— спрашиваетъ она. — Какъ же, были-сь, рано поутру были!- весело отвѣчаетъ горничная,— Ни свѣтъ, ни заря были. Все кончено! Голова Маріанны Сергѣевны пада етъ на грудь; Маріанна Сергѣевна чуть-чуть не роняетъ ридикюль на землю и медленно, шагами трагиче ской актрисы, съ трагедіей и въ серд цѣ и на лицѣ, возвращается домой. Два дня Маріанна Сергѣевна си дитъ въ своей маленькой дачкѣ, гры зетъ носовые платки, бьетъ любимую моську „Гейшу“, когда моська подвер тывается ей подъ руку, бѣсится и об- думывзеть положеніе дѣлъ. Вь концѣ В С. Сарновскій. Вице-адмиралъ, главный командиръ и временный генералъ-губернаторъ Севастополя. Броненосецъ „Ростиславъ11/ Броненосецъ Пантелеймонъ11. Бывшій „Потемкинъ Таврическій”. Броненосецъ „Іоаннъ Златоустъ11 • Броненосецъ „Синопъ11. — Туберозовъ? — Да, Туберозовъ. — Опять онъ! Маріанна Сергѣевна Чувствуетъ, какъ въ ея сердцѣ заго рается непримиримая ненависть къ Ильѣ Антоновичу. Зачѣмъ онъ явил ся въ „Глухую Трясину”? Зачѣмъ онъ Нахально забрался въ ея владѣнія, гдѣ три-четыре дня назадъ она властвова ла нераздѣльно? Мало развѣ около Города другихъ дачныхъ мѣстъ? Ка кой недобрый вѣтеръ занесъ его въ .Глухую Трясину”? Гдѣ же справед ливость судьбы? концовъ она рѣш аетѵнесдаваться безъ боя. Она рѣшаетъ дать Ильѣ Антонови чу генеральное сраженіе и побѣдить или умереть. Ненависть кипитъ въ ея сердцѣ, ненависть къ человѣку, кото раго она не видывала никогда и кото раго совсѣмъ не знаетъ: О, если бы можно было безъ страха предъ пра восудіемъ утопить Илью Антоновича въ зеленомъ пруду „Глухой Трясины”? О, если бы можно было, безъ боязни отвѣтственности, подсыпать въ ку шанье Ильи Антоновича ядъ? Маріанна Сергѣевна выходитъ изъ дому, идетъ къ дачѣ Извольцева, вы слѣживаетъ Илью Антоновича, кото рый послѣ завтрака отправляется раз носить по дачнымъ террасамъ дачныя сплетни, и, давъ ему четверть часа посидѣть у Пустыниныхъ и выложить „запасъ”, съ побѣднымъ видомъ вхо дитъ на террасу Зои Кондратьевны — такъ зовутъ Пустынину. — Слышали, дорогая моя?—спраши ваетъ она. — Что? Насчетъ того, что Огаревъ нынѣшней ночью стрѣлялся послѣ ссо ры съ женой изъ-за бонны, но, къ 3 ,4 ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 4-го Сентября 1911 года. счастью, револьверъ былъ не заряженъ? Слышала. Илья Антоновичъ мнѣ разсказалъ. Вы не знакомы? Илья Анто новичъ ‘Губерозовъ. —- Вовсе нѣтъ!—пожи маетъ плечами Маріанна Сер • гѣевна, —Новость на счетъ Огарева извѣстна всѣмъ. Го ворить о ней—значитъ пере тряхивать старье. Я про дру гое спрашиваю. Совсѣмъ про другое. Слышали, что къ По горѣльскому младенца под бросили? Нынче въ 9 часовъ утра. Человѣкъ три мѣсяца женатъ и —вдругъ младенца!? — Но, можетъ быть, это случайность? — О, нѣтъ, записка оста влена… со всѣми подробно стями. Дѣло имѣетъ романи ческую подкладку, дорогая моя. — Скажите?! Илья Антоновичъ медлен но поднимается съ кресла, щелкаетъ по табакеркѣ съ нюхательнымъ табакомъ и говоритъ,чуть-чуть улыбаясь: ■] какъ будто каждый шаГ приближаетъ ее къ близко смерти. Въ пролеткѣ сидит старая дѣва съ кожей, похо жей на пергаментъ. Въ лѣво рукѣ дѣвы ридикюль, а в’ правой—моська. Въ ногахъ- немногочисленные и тоьці узлы. Эго Маріанна Сергѣевѣ покидаетъ „ГлухуюТрясину и перебирается въ иную дач ную мѣстность. Въ душѣ ея печаль и тос ка. Она превосходно знаетт что ни одна дачница не по жалѣетъ объ ея отъѣздѣ, и быть можетъ, ни одна дач ница не помянетъ ее доб рымъ словомъ. Шутиха, вы думщица, вѣстовщица, оNo была нужна, или, по меньше) мѣрѣ, ее терпѣли, пока ні явился новый, болѣе юркій болѣе искусный шутъ и вѣ стовщикъ. За все время подслуживаясь и потѣшая она не привлекла къ себі ни одного сердца, у не) не было ни одного друга, ( Лучи Дюссо. Портретъ французскаго ученаго Дюссо, открывшаго новые лучи, дѣлающіе видимы ми насквозь непрозрачныя тѣі а. Лучи Дюссо отличаются отъ лучей Рентгена тѣмъ, что при ихъ посредствѣ въ живомъ тѣлѣ можно видѣть не только кости, но и мяг кія части, и видѣть ихъ не ьъ видѣ темныхъ тѣней, но въ натуральной окраскѣ. Такъ, кости выглядятъ бѣлыми, мясо—краснымъ, кровь—синеватой. Аппаратъ Дюс со отличается необыкновенной простотой и напоминаетъ собой бинокль. На на шемъ рисункѣ справа изображенъ Дюссо, изучающій строеніе собственной кисти; слѣва—онъ устанавливаетъ свой аппаратъ для освѣщенія внутренностей лаборатор ныхъ животныхъ. — Почему эта комната такъ дорога? — Знаете, рядомъ живетъ учитель французскаго языка, и, когда онъ даетъ урокъ, здѣсь слышно каж дое слово. Многіе благодаря этсму выучились здѣсь по-французски совершенно даромъ. („Flieg. В!.-). — Да, это самая свѣжая новость Я еще не успѣлъ разсказать ее вамъ, Зоя Кондратьевна, а самъ во всѣхъ подробностяхъ знаю. Почтенная Ма ріанна Сергѣевна передала ее не со всѣмъ такъ. — Да?!—ядовито спрашиваетъ Ма ріанна Сергѣевна. — На самомъ дѣлѣ это происходи ло иначе. Подкинутъ былъ вовсе не младенецъ, какъ вы изволите говорить… — А кто же? Илья Антоновичъ медленно достаетъ понюшку табаку, медленно нюхаетъ и объясняетъ спокойно: — Два младенца. — Какъ?!—вскрикиваетъ Маріанна Сергѣевна. — Два младенца?!—широко открываетъ глаза Зоя Кондрать евна. — Да-съ, два младенца!—рав но душно объясняетъ Илья Ан тоновичъ.— Одного младенца подкинули къ окну кабинета Погорѣльскаго, а другого… дру гого, хе-хе хе… къ окну будуара самой мадамъ! — Богъ знаетъ, что такое! Эго невозможно! — Очень возможно. Гово рятъ, что онъ у нея на воспи таніе отданъ былъ, она не внес ла въ срокъ деньги, ну, его… хе хе-хе… и водворили къ maman. — Вотъ интересно!—слало страстно зажмуривается Пу- стынина. — Черезъ три мѣсяца послѣ свадьбы.. хе-хе-хе… — Это прямо романъ! Маріанна Сергѣевна не сдается. — А еще слышали: Охотскій хочетъ авіаціи обучаться? — спрашиваетъ она.- При его ком плекціи?! Въ немъ вѣрныхъ во семь пудовъ. 5 — Хочетъ обучаться?—пожимаетъ плечами Илья Антоновичъ.— Экъ вы хватились. Онъ уже купилъ себѣ аэро планъ. Завтра ангаръ для него начи наютъ строить, а черезъ недѣлю и аппаратъ привезутъ. Маріанна Сергѣевна чувствуетъ,что она побѣждена. Нѣтъ, у нея не хва титъ силъ бороться съ Ильею Анто новичемъ Туберозовымъ. Она встаетъ, блѣдная, съ трясущимися губами, ш а таясь добирается до выхода и, поль зуясь тѣмъ, что на нее не обращаютъ вниманія, тихонько сходитъ со ступе ней и ускользаетъ на дачную улицу. На слѣдующее утро восходящее солнце видитъ дрянного извозчика, кля ча котораго двигается такъ медленно, — Дайте на копѣйку ломоть хлѣба. — Какого тебѣ хлѣба, бѣлаго или чернаго? — Все равно: это нужно для слѣпого. (■„Flieg. В1.и). J* даже память о ней въ „Глухой Тряси нѣ” теперь поростетъ быльемъ. И слезы тсски, гнѣва, безсильной ярости текутъ по жесткимъ щекамъ старой дѣвы. А пролетка дребезжа подпрыгива етъ на мосткахъ и камняхъ, и ржавые гвозди ея поютъ: — Горе побѣжденнымъ! И Маріанна Сергѣевна съ горечью думаетъ, что когда то она была не такая. Но когда это было? Когда? И она ли одна виновата, что стала такой? А. Грузинскій. Харьковъ. Типографія «Ю жнаго Края». Сумская ул., д. А. А. Іозефовича, No 13.