Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 7-го Августа 1911 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 10364 РАЗСКАЗЪ СОБАКИ. (Изъ лѣтнихъ миніатюръ). Въ срединѣ весны, мѣсяца два то му назадъ, мой хозяинъ, Викторъ Ильичъ Аргабановъ, женился. Дѣлать было нечего, охота была запрещена, онъ и женился. Сказать по правдѣ, я не совсѣмъ понимаю, зачѣмъ жена че ловѣку, у котораго есть лучшая въ уѣздѣ собака и лучшее въ уѣздѣ ру жье (да и не одно ружье, къ слову сказать), но это фактъ: онъ женился. Можетъ быть, ему было скучно въ долгіе зимніе вечера, когда за окномъ воетъ вьюга, а я, растянувшись подъ столомъ, дремлю, чутко вслушиваясь въ вой вьюги, шаги слугъ, скрипъ дверей, можетъ быть, ему скучно бы ло въ эти безконечные вечера сидѣть одному надъ книгой или мѣрять боль шими шагами столовую, залу и каби нетъ? Можетъ быть, ему скучно было одному глядѣть сквозь стекла оконъ на частую сѣтку дождя, который ино гда лилъ по три-четыре дня, не пере ставая, въ глухую позднюю осень? Все можетъ быть. Вы спросите: какъ это случилось? Началось съ того, что Викторъ Ильичъ зачастилъ на сосѣдній хуторъ, лась въ глаза низенькая ограда, са дикъ и балконъ съ бѣлымъ или голу бымъ пятномъ возлѣ рѣшетки: это Лидочка сидитъ и глядитъ на дорогу, такъ какъ съ балкона отлично видно разъѣзженныя колеи, наполненныя хо лодной водой послѣ дождя, и меня, и моего хозяина. Викторъ Ильичъ былъ въ восторгѣ отъ Лидочки. Онъ находилъ ее очень красивой. По моемужъ, въ ней не бы ло ничего интереснаго. Уши у ней бы ли маленькія, какъ у дворняжки, а са ма она была черезъ чуръ тонка и на поминала левретку, которыхъ я не счи таю образцомъ красоты. Викторъ Ильичъ восхищался ея волосами, но мнѣ не нравились и волоса Лидочки. Быть можетъ, они вились отъ приро ды, а, быть можетъ, она завивала ихт; были они пышны, и Лидочка любила встряхивать ими; а я шептала: — Точь въ точь пудель! Не думаю, что бы она даже плохо умѣла стрѣлять изъ ружья, могла от личить кулика отъ вальдшнепа, пере пелку отъ стараго глухаря и хорошую охотничью собаку отъ той, которой цѣна—мѣдный грошъ. Скука у Зябли ковыхъ была невыносимая, и я каж дый разъ чуть-чуть не вывихивала себѣ челюсть отъ зѣвоты. Королевна Сербская Елена, помолвленная съ Великимъ Княземъ Іоанномъ Константиновичемъ. Артистъ С. Я. Семеновъ-Самарскій’ ча дняхъ скончавшійся. Н. В. Давыдовъ, ректоръ университета имени Шанявскаго. Н. И. Пастуховъ, основатель газеты „Московскій Листокъ”, f 28 іюля с. г. дрянной хуторъ, возлѣ котораго не водилось порядочной дичи; хуторъ принадлежалъ помѣщицѣ Зябликовой; но привлекала Виктора Ильича не по- помѣщица Зябликова, а ея дочь, Ли дочка. Это я знаю потому, что, не за ставъ Лидочки, мой хозяинъ вѣшалъ носъ, какъ охотникъ, которому за цѣ лый день не удалсся убить даже чир- ка, а когда Лидочка была дома, онъ походилъ на охотника, набившаго пол ный ягташъ превосходной дичью. Что ни день, Викторъ Ильичъ воз- метъ бывало со стола шляпу, свист нетъ мнѣ, и я уже знаю, что, выбѣ жавъ изъ воротъ, нужно повернуть на лѣво и потомъ бѣжать тропинкой ми мо овиновъ, черезъ низкорослые кус ты, гдѣ пахло мятой, но еще никогда, съ тѣхъ поръ, какъ я себя помню, не встрѣчалось и самого дряннаго вывод ка. За кустами нужно было поднять ся на горку, а съ горки уже былъ ви денъ и хуторъ Зябликовой; съ горки до него было, какъ говорятъ люди, рукой подать. Прежде всего броса- Мнѣ въ десять разъ болѣе нрави лось заходить съ Викторомъ Ильи- чемъ къ старому бондарю, избушка котораго лѣпилась на самой окраинѣ города. Бондарь былъ плохимъ бонда ремъ, но хорошимъ охотникомъ. Онъ любилъ выпить. Для бондаря это, мо жетъ быть, было плохо, для охотника —нѣтъ; бондарь былъ вѣчно на ве- селѣ, но въ запасѣ у него имѣлось много интересныхъ исторій и охот ничьихъ приключеній. Его старая су ка „Мушка* (я никогда не спрашива- ,2 ПАМЯТИ М. Ю. ЛЕРМОНТОВА. (Къ 7.0 лѣгію со дня смерти). ла у нея, какой она породы. Эго былъ бы щекотливый и неделикатный вопросъ) тоже могла многое поразска зать. Когда „Мушка” заговаривала про старыя времена, разсказывала, какъ хорошо было прежде и сколько дичи водилось въ сосѣднихъ болотахъ, я не могла сдержаться и визжала отъ удовольствія. Жаль, что мнѣ не при шлось жить въ эти старыя времена. Викторъ Ильичъ смѣялся разска замъ бондаря, потомъ отвинчивалъ свой дорожный стаканчикъ и напол нялъ его коньякомъ. Бондарь бралъ коньякъ и зажмуривался, какъ будто отъ него шло ослѣпительное сіяніе, осто рожно подносилъ ко рту и осторожно выпивалъ все до дна, не проливъ ни одной капли. Потсмь онъ вытиралъ себѣ ротъ рукой, а потомъ съ счастливымъ видомъ гла дилъ себя по животу. — Коньякъ же у васъ, Викторъ Ильичъ!—говорилъ онъ усиленно.—Выпьешь и не знаешь, гдѣ ты: на зем лѣ или въ селеніяхъ гор нихъ?’ — Ну, ну,—качалъ головой Викторъ Ильичъ.—Однако, бери ружье, Архипъ, и идемъ. Бондарь бралъ свое деше вое и плохое ружье, изъ ко тораго онъ, впрочемъ, при ловчившись, стрѣлялъ почти безъ промаха, кликалъ „Мушку “, и мы шли на охоту. Да, старая изба бондаря Архипа была гораздо инте реснѣе хутора Зябликовой. На хуторѣ никто и никогда не говорилъ про охоту, счи тая ее пустою и злою за бавой. На хуторѣ было только двѣ собаки: дряхлый дворовый песъ „Полканъ”, который почти не отходилъ отъ своей конуры, и ма ленькая болонка „Мими”, принадлежавшая Лидочкѣ. „Полканъ” когда-то хажи валъ на охоту, но это было такъ давно, что онъ рѣши тельно все перезабылъ. Огъ старости онъ впалъ въ дѣтство и годился бы развѣ только на то, чтобы чистить охотнику шпоры. Со слезами на потухшихъ глазахъ, онъ разсказы валъ мнѣ, какъ ему плохо живется, какъ кухарка Афимья ненавидитъ его и какъ горластый темнокрасный пѣтухъ „Озорникъ”—по шерсти клич ка—любитъ подкрасться къ нему и пребольно его клюнуть. Недавно былъ такой случай, что пѣтухъ чуть чуть не выклюнулъ ему глазъ. Пробо валъ „Полканъ” преслѣдовать пѣтуха, но, во-первыхъ, не догналъ, а во вто Группа экскурсантовъ народныхъ англійскихъ учителей и учительницъ передъ домомъ Л. Н. Толстого въ ‘Хамовникахъ, въ Москвѣ. Русскій отдѣлъ на Туринской выставкѣ. ЮЖНЫЙ НРАЙ Воскресенье, 7-го Августа 1911 года. Гора Бештау и мѣсто дуэли Лермонтова въ прежнемъ видѣ. Мѣсто дуэли Лермонтова въ теперешнемъ видѣ. рыхъ, возбудилъ общее негодованіе: „Что выдумалъ’ На старости лѣтъ пѣтуховъ гонять!” Вообще „Полканъ” производилъ жалкое впечатлѣніе пса, который себя пережилъ и которому давнымъ бы давно пора умереть, а болонка „Мими” была не только жал ка, она была противна: при словѣ „охота” она чуть-чуть не падала въ обморокъ; она боялась кошекъ, ѣла намоченные въ сливкахъ сухари и даже—тьфу! —совѣстно говорить—кон- фекты. Итакъ, Викторъ Ильичъ зачастилъ на Зябликовскій хуторъ; прежде мы бывали тамъ въ мѣсяцъ разъ, затѣмъ въ не дѣлю разъ, въ ’недѣлю два раза, а потомъ чуть-чуть не каждый день. Скучная исто рія. Мнѣ она до смерти на доѣла. Когда Викторъ Иль ичъ женился, и Лидочка, вмѣсто Зябликовскаго ху тора, очутилась у насъ въ усадьбѣ, я даже обрадова лась; я даже одобрила Вик тора Ильича. Зачѣмъ без покоить себя и таскаться изъ дому на хуторъ, когда можно устроить такъ, что Лидочка будетъ возлѣ, и, чтобы поговорить съ ней, достаточно сдѣлать два-три шага и перейти, напримѣръ, изъ столовой въ залу или изъ залы на балконъ? Я ду мала, что пройдетъ’недѣля- другая, и все войдетъ въ свою колею. — А тамъ и Петровъ день скоро!—мечтала я.-Сниметъ Викторъ Ильичъ ружье со стѣны, вычиститъ, осмотритъ его, и мы пойдемъ на охоту… Меня подслушала дрянная „Мими”. — Никуда вы не пойдете! — сказала она.—Не мечтайте. ‘ — Почему же мы не пой демъ? — Потому, что Виктору Ильичу некогда: онъ занятъ тѣмъ, что безпрестанно цѣ луется съ Лидочкой. ‘ — Неужели это важнѣе охоты? ,ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 7-го Августа 1911 года. 3 К Ъ СМОТРУ „ПОТЪШНЫХ Ъ“. Харьковскіе „потѣшные” на отдыхѣ въ пріютѣ принца Ольденбургскаго. „Потѣшные” пріюта Св. Вѣры въ костюмахъ временъ Петра Великаго. — Конечно. — Но развѣ эгого нельзя отложить? хотя на одинъ день? — Нельзя. — Не можетъ быть! — Вы напрасно спорите. Что вы понимаете въ любви мужчины и жен щины? Вь вопросахъ охоты, которые для меня темны, вы, можетъ быть, очень свѣдущи, но въ любви нашихъ хозяевъ вы понимаете столько же, сколько новорожденный щенокъ. По вѣрьте слову болонки. Я не стала спорить. Я повернулась и ушла. Я надѣялась, что Петровь день покажетъ „Мими“, кто изъ насъ ошибался. Но когда пришелъ Петровъ день, этотъ праздникъ охотниковъ, этотъ день такъ непохожій на всѣ предыду щіе, сердце мое сжалось: Викторъ Ильичъ даже не взглянулъ на праздно висѣвшее ружье; Викторъ Ильичъ чаще обычнаго цѣловался съ Лидоч кой; наканунѣ онъ поцѣловалъ ее за утреннимъ чаемъ шесть разъ, а въ Петровъ день десять. Дѣло было плохо. — Чго скажете?—видѣла я вопросъ ;въ торжествующихъ глазкахъ „Мими“. Но я еще надѣялась. Мы не пошли на охоту послѣ утрен няго чая; пусть такъ; мы могли пойти послѣ завтрака. За завтракомъ я показывала знаки нетерпѣнія, прыгала на диванъ, надъ которымъ висѣло ружье, бѣгала по комнатѣ съ такимъ видомъ, съ какимъ ищу дичь. Викторъ Ильичъ не обра тилъ на меня ни малѣйшаго вниманія. Я ждала. — Ты почитаешь мнѣ?—спросила Лидочка, когда завтракъ подходилъ къ концу. — Съ удовольствіемъ!—отвѣтилъ Викторъ Ильичъ.—Мы куда пойдемъ читать, Лида? Въ бесѣдку? — Вь бесѣдку. У меня опустился хвостъ (у людей въ этихъ случаяхъ чаще всего опу скаются руки). Но что я могла сдѣлать? Ничего. Когда раздался въ сосѣднемъ лѣсу „ПотЬшный” рапортуетъ. первый выстрѣлъ—это охотился по всей вѣроятности, человѣкъ, у которо го не было жены—я стремглавъ броси лась въ бесѣдкѣ. Я подумала, что выстрѣлъ напомнитъ Виктору Ильичу о нынѣшнемъ днѣ. Дѣйствительно, такъ и вышло; онъ пересталъ читать, прислушался и сказалъ: — Эге, да, вѣдь, нынче—начало охоты… — Не говори мнѣ объ охотѣ!—смор щила, какъ щенокъ, уколовшійся о репейникъ, носикъ Лидочка.—Тер пѣть ее не могу. Воспоминанія 8. И.; Шаляпина о Семеновѣ-Самарскомъ. ^Горько заплакалъ Ѳ. И. Шаляпинъ, когда прочелъ телеграмму о кончинѣ извѣстнаго провинціальнаго артиста и антрепренера Семенова Самарскаго, разсказываетъ сотрудникъ „Петерб. Газ.“. — Семеновъ—мой первый антрепре неръ,—говорилъ Ѳ. И. Шаляпинъ,— онъ меня отмѣтилъ и благословилъ… Двадцать одинъ годъ тому назадъ, со мной, тогда еще мальчишкой, горе великое стряслось: взялъ я со службы, изъ казенной палаты, дѣло на домъ, бумагу какую то переписывать, да по дорогѣ зазѣвался и потерялъ дѣло… У начальства разговоръ короткій: — Вонъ!.. Только я недолго горевалъ. Меня и безъ того на сцену тянуло, а тутъ Я думала, что онъ выброситъ ее изъ окна; а онъ перевернулъ страницу и началъ читать снова, сказавъ вскользь, небрежно: — Нѣтъ,что-же,охота—ничего… Когда- то я любилъ охоту. Только и всего. Тоже было на другой и на третій день. По окрестнымъ лѣсамъ и полямъ охотники палили изъ ружей, а мы сидѣ ли дома и цѣловались. Тьфу! Сегодня, сидя заворотами, я увидѣла „Мушку”; за ней шагалъ бондарь Архипъ съ ружьемъ за плечами. — На охоту идемъ, кивнула мнѣ головой „Мушка”.—А вы? Я хотѣла сказать: „мы цѣлуемся”, но слезы брызнули изъ моихъ глазъ, и спазма перехватила мнѣ горло. — Счастливо оставаться!—вильнула „Мушка” хвостомъ. Я отвернулась; бондарь и „Мушка” исчезли изъ глазъ. Эхъ, жизнь… собачья. ” А. Грузинскій.*5 ,4 ЮЖНЫЙ КРАЙ какъ разъ въ Казань прі ѣхалъ великолѣпный Се меновъ-Самарскій, наби рать на зиму труппу въ Уфу. Со страхомъ и почте ніемъ смотрѣлъ я всегда на Семенова: видный онъ былъ тогда мужчина, кра савецъ, всегда гладко вы бритъ, завитъ, напудренъ. Въ поволжскихъ городахъ гремѣло его имя, какъ крупнаго артиста. Любовь къ театру за ставила меня побороть страхъ. Надѣлъ я чистую рубаху, купилъ себѣ за пятиалтынный іалстухъ,да и маршъ въ Волжско-кам скіе номера. Провели меня къ „са мому*… Чувствую, по блѣднѣлъ я, весь дрожу. Постучался, вхожу… Ба тюшки, какія страсти!.. Важно развалясь, си дитъ въ креслѣ велико лѣпный Семеновъ-Самар скій, а передъ нимъ дама, расфуфыренная, подмазанная, въ ши карномъ платьѣ. Обомлѣлъ я, не могу слова сказать. — Чего тебѣ? — Возьмите въ хоръ… — А гдѣ раньше служилъ? Репер туаръ у тебя есть?.. Братья Маннесманъ, виновники настоящаго франкс-германскаго конфликта въ Марокко. „Аскольдовой могилѣ”. Очистилось мнѣ отъ сбо ра двѣ красненькихъ, да Семеновъ набралъ для меня среди публики пол сотни. И сталъ я богатъ… Потомъ въ 1891 году встрѣтилъ я Семенова-Са марскаго въ труппѣ Лас- саля, въ Баку, онъ тамъ служилъ въ опереткѣ. Обласкалъ меня Семе новъ, устроилъ въ труппу, выдвигалъ. Вь третій разъ я слу жилъ съ нимъ въ Тиф лисѣ, въ 1892 году, въ оперѣ Ключарева, вмѣстѣ съ Вандерикомъ и .Круг- ловымъ. Начальство въ посту не разрѣшило русской опе ры; мы объявили итальян скую, хотя кромѣ флейти ста ни одного итальянца у насъ не было, Ванде- рикъ французъ, а осталь ные русскіе. Хорошій былъ чело вѣкъ, добрый… Вѣчная, ему память!.. Новый типъ желѣзнодорожной „дрезины” съ моторомъ, замѣняющей прежнюю съ утомительнымъ ручнымъ приводомъ. Меня осѣнило… Взялъ, да и выпа лилъ нѣсколько оперъ и оперетокъ, которыя случилось видѣть въ театрѣ. — Принимаю, важно сказалъ „самъ”. Пятнадцать въ мѣсяцъ. Съ великими надеждами поѣхалъ я въ Уфу. Семеновъ долго не являлся, а когда пріѣхалъ,то привезъ съ собою уй му народа. Широкая это была натура… Со средствами не считался, всѣхъ при нималъ, кто по вкусу. Режиссеръ отдалъ распоряженіе — новичковъ гнать, оставить только са мыхъ опытныхъ хористовъ. Однако, мой голосъ понравился, а главное, я умѣлъ читать ноты. Семеновъ меня оставилъ. За старательность онъ мнѣ накинулъ пятерку, а скоро сталъ выпускать въ роляхъ. Желая отблагодарить меня за ревностную службу, Семеновъ далъ мнѣ бенефисъ въ послѣднее воскре сенье на масленой… Первый мой бе нефисъ!.. Я пѣлъ Неизвѣстнаго въ ‘(Безсовѣстныя ванны» въ Пятигорскѣ. – Сколько разъ я тебѣ говорила, Эльза, что не слѣдуетъ шептаться.—Скажи громко, что теГѢ нужно. — Эльза (послѣ паузы). Почему это, папа, у этой дамы такой красный носъ. („Flieg В!.“). — Гдѣ же я могу видѣть директора? — Тамъ внизу, въ пивной. Впрочемъ вы можете его подождать и здѣсь; онъ сюда часто заходитъ. („Flieg В1.“). смьсь. Викторъ Гюго и нѣмецкіе классики. Одинъ изъ біографовъ Виктора Гюго раз сказываетъ интересную встрѣчу знаменитг іо поэта съ Тургеневымъ. Вполнѣ естествен но, что бесѣда двухъ литературныхъ знаме нитостей вѣка не выходила изъ круга ли тературныхъ темъ. «Геній нѣмецкой литера туры воплотился въ Гете съ чудесной пол нотой выраженія, достигъ въ его лицѣ вы сочайшей своей вершины. Въ «Валленштей нѣ» же Гете взошелъ на такую высоту ге ніальности, какой никогда больше не уда лось ему достичь»,—сказалъ Гюго автори тетнымъ тономъ литературнаго божка. Тур геневъ, конечно, нисколько не претендуя на умаленіе геніальности Гете, напомнилъ Гюго, что не Гете, а Шиллеръ написалъ «Валленштей на». Но маленькая «поправка» Тургенева не смутила Гюго. «Это—сушій пустякъ. Я не читалъ ни Шиллера, ни Гете, но разумѣю- истинную сущность ихъ поэзіи лучше лю дей, изучившихъ ихъ въ мельчайшихъ под робностяхъ». На это Тургеневъ не нашелся ничего сказать. Харьковъ. Типографія «Южнаго Края». Сумская ул„ д. А. А. Іозефовича, No 18. Воскресенье, 7-го Августа 1911 года.