Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 23-го Января 1911 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 10200. Маленькій человѣкъ. .Дорогая моя Лизочка, вотъ и во вто рой разъ рѣшаюсь я писать тебѣ. На первое письмо ничего ты мнѣ не от вѣтила, а я думалъ, что прошелъ годъ, какъ Лизочка ушла отъ меня, броси ла все, какъ тряпку бросаютъ, ну, мо жетъ быть, и соскучилась, вспомнила. Я не сержусь, совсѣмъ не сержусь. Я самъ виноватъ, что поздно семью завелъ. Ты и совсѣмъ молоденькая бы ла… Какъ я волновался, какъ Бога молилъ, чтобы хоть одно слово при шло отъ тебя! Приду на службу, раз бираю бумаги, корреспонденціи, а у са мого руки такъ и дрожатъ. Знаю, что сюда и не могло быть адресовано твое письмо, а все таки казалось, что вотъ сейчасъ выглянетъ твой конвертъ, и на немъ такія знакомыя кругленькія буквы. Закричалъ бы, кажется, на всю комнату, всѣхъ служащихъ переполо шилъ. Да не пришло письмо, не вы глянулъ конвертикъ. Вѣрно, тебѣ очень весело и хорошо у господина Бобри кова. Еще бы, такой важный баринъ’ Ходитъ козыремъ, грудь колесомъ, ша гаетъ широко, точно на приступъ идетъ. Бобровый воротникъ такъ и сере брится. Спинку не гнетъ, не жмется, не сторонится. Такъ и шагаетъ по се рединѣ тротуара. Тихимъ голоскомъ не станетъ говорить. Домъ особнякъ съ моей хатенкой на окраинѣ и не сравнишь, свои лошадки—кучеръ слов но нѣмецкая пивная бочка, повязан ная краснымъ шарфомъ. Все это такъ, все это я, Лизочка, понимаю. Молоденькой хочется раз махнуться, пошиковать, принарядить ся, особенно красивой. Я все понимаю, но если это только на потѣху? Если все это, Лизочка, только на потѣху? Вотъ живешь ты у Бобрикова годъ, и все хорошо. Комнаты у васъ большія, свѣт лыя, мебель съ разными узорами, обѣ ды сытные, купеческіе. Горничная на цыпочкахъ ходитъ, въ бѣломъ фартуч кѣ. Улыбается все, на подносикѣ но ситъ. Я понимаю, я понимаю, Лизоч ка! Но представь себѣ: проходитъ мѣ- с*Й;ъ, тамъ еще другой и третій, и вдругъ приходитъ господинъ Бобри ковъ, немного хмурый, въ глаза не смотритъ и говоритъ: — Не нужны вы мнѣ, Елизавета Ми хайловна. Скучно стало. Уходите, Ели завета Михайловна. Ну а потомъ еще тысяченку въ ру ку сунетъ. Знай, молъ, нашихъ. Вотъ и вспыхнутъ щечки, глаза слезами на льются. Да ужъ поздно, ужъ ничего нельзя будетъ сдѣлать. Тогда и спро сишь сама себя, за что меня обидѣла, за что дѣвочку нашу обидѣла, Ка теньку. , Ты думаешь, она ничего не понима етъ. Она все понимаетъ, по глазкамъ ея видно. Вотъ, можетъ быть, благо даря Катенькѣ я и пишу тебѣ. Ты только послушай, послушай, Лизочка. Когда написалъ я тебѣ въ первый Принцъ И Помъ-Чинъ. Корейскій посланникъ въ С.-Петербур гѣ. 13 января онъ покончилъ съ собою. Д. К. Сементовскій-Курилло. Русскій посланникъ въ Софіи, скончал ся 13 января. разъ и никакого отвѣта не получилъ, то у меня прямо руки опустились. Хо дилъ самъ не свой. Работалъ точно во снѣ, и дома даже Катеньки не замѣ чалъ. И вотъ, разъ иду со службы и чувствую, что прямо душитъ меня то ска. Тогда я какъ то машинально и повернулъ на Сольную улицу, думалъ, что шумъ, сутолока и пестрая толпа немного разсѣятъ. Не прошелъ я двухъ шаговъ, какъ вдругъ пронеслись прямо мимо меня парныя сани. Лошади словно звѣри, кучеръ бочка-настоящая. медвѣжья по лость, словомъ, все какъ слѣдуетъ. А въ санкахъ ты, Лизочка. Розовенькая, важная, никого не видишь. Шляпка та кая, что только въ хорошемъ магази нѣ можно увидѣть. Сначала я даже думалъ, что мнѣ все это померещи лось. Потомъ очнулся и вдругъ, себя не помня, бросился бѣжать за тобой, прямо по улицѣ. Шапка слетѣла, кто то толкнулъ въ бокъ. Совсѣмъ, вѣро ятно, походилъ я на сумасшедшаго. Помнится, кричалъ я: .Лизочка! Лизочка! Одну минутку!* Помнится, ты даже обернулась, а потомъ кучера толкнула въ спину. Ли цо у тебя было испуганное. Кого же ты испугалась? Да, вѣдь, я й сейчасъ тебѣ въ ноги поклонюсь, все забуду. Я тихій, я зла не помню. Скрылись твои санки. Побрелъ об ратно. Смотрю, кто то суетъ мнѣ мою шапку и улыбается. Я взялъ шапку и, кажется, подумалъ—„Почему это чело вѣкъ улыбается, что ему такъ весело?* Побрелъ дальше и не знаю даже, сколько шелъ и куда. Фонари за жглись. Витрины магазиновъ слѣпили глаза. Прохожіе почему такъ подъ но ги и лѣзли. И вотъ такъ, словно въ какомъ туманѣ, забрелъ я въ кабакъ и, можетъ быть, первый разъ въ жиз ни пилъ и пилъ. Иногда на минуту со всѣмъ дурѣлъ. Припоминаю и это. Уплывали куда то въ сторону и ка бацкая комната, и чьи то лохматыя головы, и всѣ мои мысли, а потомъ— ■ и это было самое страшное,—вдругъ словно кто свѣчу зажигалъ въ этихъ потемкахъ. Все прояснилось, все ми гомъ припоминалось, схватывался за голову, а передъ глазами твои сани неслись; снѣгъ разлетается во всѣ сто роны, кучеръ какой то багровый, а ты по прежнему розовенькая и важная. И ни однѣ сани неслись, а цѣлыя тыся чи,—сплошной кругъ какой-то, нескон чаемая вереница! И вездѣ, вездѣ ты, Лизочка. Толкаешь кучера и кричишь ему (ясно слышалъ, что кричишь): — Гони, гони, Евстафій! Тамъ вонъ какой то сумасшедшій за нами увя зался. Это не мужъ мой, Трофимъ Александровичъ… Бродяжка какой то въ выцвѣтшемъ пальто… У меня не могло быть такого мужа, Евстафій. Гони-ка лошадей! И опять все потухало предъ глазами. Сколько времени все это продолжа лось—самъ не знаю. Только уже подъ утро явился я домой, въ свою хатен ку. Вошелъ въ столовую,—столъ нашъ, диванъ обрисовались въ предразсвѣт ныхъ сумеркахъ, и меня какъ то сра зу отрезвило. Стыдно такъ, больно, ноги ноютъ, въ ушахъ звонъ. Думаю, только бы дѣвочка меня не услышала. Раздѣлся потихоньку и на цыпочкахъ, крадусь черезъ столовую въ мою ком нату, въ нашу комнатку, Лизочка. И вдругъ такъ весь и задрожалъ, за стылъ на мѣстѣ, шагу не могу сдѣ- і лать и опять словно ночь въ комнатѣ. Изъ Катенькиной комнаты несется тоненькій—тоненькій голосокъ: — Это ты, папа? Ничего особеннаго, слова какъ сло ва, а я ни съ мѣста. Дыханіе затаилъ, руки почему-то впередъ вытянулъ ,Операціонный залъ въ новомъ зданіи Харьковскаго СПБ. Международнаго Коммерческаго Банка. и согнулся. Хочу сказать,— „ Я , дѣточ ка, я; спи себѣ,” но не могу. И вотъ скрипнула дверька, и Катя вышла. Въ сумеркахъ едва фигурку ея можно бы ло разобрать. Малюсенькая такая, ру- башенка бѣлымъ пятномъ колеблется, внизу тонкія босенькія ножки вид нѣются. — Я не спала, говоритъ, я тебя ожидала. Чего то я спросилъ: — А Арина гдѣ? (Няня ея, она и убираетъ и стираетъ; славная женщи на). Спросилъ и получилъ возможность двигаться. Бросился на диванъ и за рыдалъ. А Катенька уже у меня на колѣняхъ. По лицу гладитъ и волосы иои тоже гладитъ. — Ты за мамой, папа, скучаешь? Не плачь, папа, не плачь. Словно водой холодной она меня облила. Поднялъ голивѵ, смотрю въ ея глаза и не узнаю. Такіе большіе были въ этомъ утреннемъ полумракѣ, а главное, какъ то сразу было видно, что все знаютъ, все понимаютъ эти глаза. Д ѣвочкъ только шесть лѣтъ подумай, Лизочка. А вижу—все, все она понимаетъ. И еслибы я разсказалъ ей, какъ тебя встрѣтилъ, что со мной сдѣлалось и куда я пошелъ, она бы и это поняла. Стѣлалось мнѣ въ тотъ часъ еще больнѣе, точно взялъ я, больш )й ду ракъ, да съ сеэя самого на дѣтскія плечики и скинулъ свою бЬду, свое горе. Тогда я и рѣшилъ написать тебѣ это второе письмо. Изъ-за Катеньки рѣшилъ, а еслибы не написалъ, такъ, кажется, не могъ бы въ ея глазки по смотрѣть. Вотъ она какая. Оотани Сонжу. Новый буцційскій митрополитъ. Не давно состоялась религіозная цере монія посзященія его въ санъ ми трополита и бракосочетанія съ прин цессой крови японскаго император скаго дома. Ну, подумай, ну, на одну минуту по думай—смѣемъ ли мы ее мучить?. Смѣемъ лимы ее тиранить? ВЬдь, все твое веселье, комнаты разныя, эти ло шадки, медвѣжья полость, диковинная шляпка, вѣдь, все это на малюсенькой дѣтской спинкѣ покоится! И горе мое на ней. Все на ней, и выростетъ наша дѣвочка согнутая, блѣдная, хилая. Да, и выростетъ ли еще? Ну, хорошо. Не буду говорить объ этомъ. Сердце у тебя, Лизочка, вѣдь, не пропало же. Я не сержусь. Я и не умѣю сердить ся. Возвращайся къ намъ. Не ожидай Бобриковскаго гнѣва. Или ты его ужъ такъ крѣпко опутала? Возвращайся, Лизочка, я и глазомъ не моргну, сло ва не скажу. Да, что… Я въ ножки тебѣ поклонюсь. А если не бѣдность наша, а я самъ тебѣ противенъ, такъ я въ кухню переберусь, ты меня и видѣть не будешь, слова не услышишь. Что хочешь дѣлай, только будь около дѣвочки. Я понимаю, хорошо понимаю, что въ доброй постели сладко спится, за богатымъ столомъ пріятно кушать, но, вѣдь, и господинъ Бобриковъ не такой ужъ богатый и важный. Въ концѣ концовъ просто купчикъ, да еще ба зарный купчикъ. Не по средствамъ живетъ, удаль свою показать хочетъ. Да и тобою, Лизочка, щеголяетъ какъ новой шапкой или шубой. Глядите, молъ, какая красавица. И безъ дур ныхъ замашекъ, не какая нибудь ка фештантанная бабенка. Надо сказать къ тому же, что и мы теперь не такъ бѣдны. Даже совсѣмъ не бѣдны, Лизочка. Ты не бойся. Д о микъ какой ни на есть—свой. Низкіе потолки, да головкой не зацѣпишь. Зато зимой одна печь всѣ комнаты нагрѣваетъ. А нашу спальню ты теперь и не узнала бы. Я, видишь ли, отъ тоски одно занятіе себѣ нашелъ—по дереву, вечерами, выпиливаю, а Ка тюшка глазки пучитъ и радуется когда узорные кусочки дерева выпа даютъ. Весь годъ выпиливаю. Больно глазамъ, но зато думаю, какъ придетъ Лизочка, такъ и не узнаетъ своей ком наты. Ей Богу, не узнаешь. Всюду на стѣнахъ рѣзныя полки и рамки съ портретами. А около твоего комодика (все по прежнему на мѣстѣ, ничего я не тронулъ; даже пуховочка и щипцы лежатъ около зеркала), да, около комо да на стѣнѣ рѣзной шкафикъ, внутри подклеенъ красной бумагой (приходи, я и шелкомъ подклею) и очень краси- 2 ю ж Н^Ы й КРАЙ Воскресенье, 23 го Января 1911 года. ,3 Воскресенье, 23то Января 1911 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ во. Большой шкафикъ, это тебѣ для разныхъ мелочей, коробочекъ разныхъ. Къ тому же твой диванчикъ я освѣ жилъ. Обилъ его ситцемъ. Новыя за навѣси повѣсилъ. Войдешь, какъ въ рай. Уютно такъ, точно въ хоромахъ. Вѣдь, я теперь, Лизочка, уже не архиваріусъ. Меня въ регистратуру перевели, на двадцать рублей жало ванье прибавилось. Тому будетъ уже три мѣсяца. Семьдесятъ рубіей, Л и зочка, ты только подумай. И квартир ка даромъ. Хоть пиры задавай! Да, что, я тебѣ самъ горничную найму. Такъ за тобой и будетъ ходить, паль чикомъ не пошевельнешь, ни за что сама не тронешься. Да я самъ буду все дѣлать, самъ буду на цыпочкахъ ходить.Только бы у Катеньки мать была. Да и наряды, совсѣмъ не хитрая штука. У насъ теперь кстати во дворѣ швейка живетъ. С іавно работаетъ и недорого. Я бы тебѣ, Лизочка, такое шелковое платье сдѣлалъ, что ты сама только бы руч ками развела. Вѣдь, все-таки шесть лѣтъ мы прожили. Не покривлю душой — при выкъ, каждый денекъ помню. Люблю тебя, Ли зочка. Помнишь, какъ познакомились, какъ все у насъ пошло?. Ты у насъ на ремингтонѣ работала. Какъ солнышко была въ комнатѣ. У тетки жила, а я къ вамъ захаживалъ, все кофеекъ приносилъ, а ты, моя хохолунья, вари ла и печеньемъ лакоми лась. И вотъ разъ такъ послѣ этого самаго кофей ку я и сказалъ тебѣ все. Закраснѣлась, помню, ру ку мнѣ протянула. Ну, да что. О себѣ мнѣ не къ мѣсту говорить. Маленькій я человѣкъ. Горе мнѣ не въ первой Тутъ все дѣло въ Катень кѣ. Подумай, подумай объ этомъ. Она меня своими глазами измучила. Такая малюсенькая, а глаза какъ у большой. Не вѣрится, что вер нешься. Да, да, кучера своего въ спину толкала. Сумасшедшій, молъ, какой то увязался, Бродяжка нищій… Ахъ, голова моя разрывается! Не вѣрю, нѣтъ, нѣтъ; ты просто не узнала меня… Отвѣть хоть одно сло вечко. Ну, трудно ли?. Я Катенькѣ прочту. Я и тогда просилъ объ этомъ. Да и не къ спѣху. Сего дня не напишется,настрое нія что ли нѣтъ, такъ завтра. Я по дожду… И недѣльку подожду. Чуть не забылъ. Наша то Арина,— я ужъ тебѣ говорилъ о ней,—наша Арина славно тѣсто дѣлаетъ. Пирожки у нея выходятъ одинъ восторгъ. Да что, не только пирожки, все у нея чу десно выходитъ. Ну, прямо поваръ, она у меня, Лизочка. Трофимъ Корюшкинъ”. А. Станкевичъ. Единственный памятникъ На полеону въ Германіи. Случайно найденный недавно въ Мюль- гаузенѣ и въ послѣднее время рестав рированный. .ОХРАНЯЙТЕ ПТИЦЪ! Ежегодно расходуется громадная сумма денегъ на борьбу съ вредными насѣкомыми почти во всѣхъ странахъ, а въ особенности въ С. Америкѣ, и тѣмъ не менѣе и тамъ признали, что, несмотря на громадныя затраты на разные яды, невозможно одолѣть на сѣкомыхъ, такъ какъ количество при родныхъ враговъ— насѣкомоядныхъ пгицъ—уменьшилось. Одинъ изъ энто мологовъ Америки говоритъ,что „если бы птицы, обидѣвшись на несправед ливое отношеніе къ нимъ, прекратили свою добровольную службу, то въ те ченіе семи лѣтъ насѣкомыя размножи лись бы до такой степени, что покры ли бы собой землю въ количествѣ одного на квадратный дюймъ”. Изъ года въ годъ замѣчаемое увеличеніе насѣкомыхъ всецѣло зависитъ отъ уменьшенія птицъ. Въ прежнее, старое время у насъ было всегда изобиліе птицъ; теперь же, вмѣстѣ съ прогрес сомъ, когда каждый вершокъ земли обрабатывается, и для этого выруба ютъ не только лѣса, но даже и оди ноко стоящія деревья въ полѣ, пти цамъ нѣтъ спокойнаго мѣста для ис полненія своихъ материнскихъ обязан ностей, и онѣ переселяются въ другія, болѣе тихія мѣста, и не прекращавшія ся прежде пѣсни ихъ постепенно слы шатся все рѣже и рѣже. Преимущество птицъ, въ сравненіи съ другими средствами, заключается въ томъ, что каждый отдѣльный видъ птицъ равномѣрно высту паетъ противъ разныхъ вредителей и во всякое время, въ одинаковой сте пени, преслѣдуетъ эту за дачу, а не періодично или неравномѣрно въ разные годы; кромѣ того, въ ли цѣ птицъ мы имѣемъ по стоянную защиту отъ чрез мѣрнаго распространенія неизвѣстныхъ намъ вред ныхъ насѣкомыхъ, кото рыя могутъ появиться или даже уже существуютъ, но, благодаря малому ко личеству, еще нами не за мѣчаются. Эти обстоятель ства настолько важны для сохранности нашихъ куль туръ, что мы должны такъ или иначе охранять и привлекать насѣкомояд ныхъ птицъ.Привлеченіе и разселеніе птицъ не мо жетъ совершиться сразу, ибо въ продолженіе мно гихъ лѣтъ уничтожались всѣ удобства для жизни птицъ въ нашихъ мѣстно стяхъ, поэтому и пройдутъ годъ или другой, пока мы возобновимъ всѣ тѣ удоб ства, которыя необходимы для спокойнаго житья и размноженія полезныхъ насѣкомоядныхъ птицъ. Первымъ необходимымъ условіемъ для этого корм леніе птицъ въ зимнее вре- емя и ранней весной, такъ какъ птицы въ это время съ трудомъ находятъ себѣ питаніе. Кормленіе долж но начаться съ начала зимы, дабы птицы привыкли, причемъ, при хорошей погодѣ, слѣдуетъ подсы пать корму какъ мо-кно меньше, что бы заставить ихъ искать себѣ пищу. Наибольшій процентъ смертности отъ голода нужно приписать тому, что птичье тѣло до начала кладки яицъ требуетъ большого питанія; кромѣ то го многія перелетныя птицы не при вычны къ морозамъ и часто прилета ютъ къ намъ еще въ февралѣ, а по тому въ эгомь мѣсяцѣ и въ мартѣ при плохой погодѣ, а въ особенности Вооруженіе полицейскихъ въ разныхъ странахъ. C’.KKAVANV >T>R\VA> 14 N.M.NRk NW I |t| N AUSTRIA FR ANC ! RUSSIA ІТЛІЛ РО К П Н 5 ЛІ/ S P A IN I5GVPT CHINA I’KKNCH MONO KONO MKHS# СМНЧѴЧѴПѴЕ Mfftt mVKji.NATlVf ,4 ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 23-го Января 1911 года. при гололедицѣ, необходимо давать кормъ. Для дачи корма устраиваютъ кормушки, которыя ставятъ въ груп пахъ деревьевъ, кустарниковъ; такъ берется ель или сосна безъ корней и втыкается среди этихъ группъ, кромѣ того отдѣльныя вѣтки этихъ хвой, прикрѣпленныя къ окнамъ, кры шамъ служатъ отличными кормушка ми. Кормъ приготовляется слѣдую щимъ образомъ: берутъ сухіе куски хлѣба, толкутъ ихъ, къ этому добав ляютъ мелко изрубленное (фаршъ) отварное мясо, сѣмена подсолнуха и все это вмѣстѣ кладутъ въ кипящее говяжье сало и помѣшиваютъ, чтобы не было слишкомъ густымъ. Приго товленнымъ кормомъ, еще въ горячемъ состояніи, посредствомъ ложки, су женной съ одного конца, обіиваютъ вѣтки кормушки такимъ образомъ, чтобы жидкость попадала между игла ми; позднѣе жидкость остываетъ и вѣтки имѣютъ видъ, какъ бы покры тыя яиіками и личинками насѣко мыхъ. Какъ уже было сказано, благо даря культурнымъ работамъ, птицамъ негдѣ жить, и, какъ показали наблю денія, если предоставить имъ подхо дящія мѣста для выведенія потомства, то птицы являются вт? массѣ и зани- Помѣщица старому мужику, давно съ ней знакомому.—Ну, какъ поживаешь, старина? Мужикъ—Да что же, мы все старѣемъ и глупѣемъ. — Мы? Я этого не замѣчаю. — Ну, конечно, не мы, а другіе замѣчаютъ. („Flieg. Ві.“) маютъ подходящія для нихъ кварти ры. Такія квартиры или такъ наз. искус ственныя гнѣздовища дѣлаются изъ чурокъ дубовыхъ, ольховыхъ, сосно выхъ, въ которыхъ высверливаются гнѣздовыя углубленія, которыя соб ственно представляютъ изъ себя точ ную копію дятіеваго дупла; входъ въ гнѣздо дѣлается круглый и уклоняю щійся къ верху для защиты отъ дож дя; крышка и приспособленія д ія при крѣпленія дѣлаются изъ полувершко ваго дуба. Подробное описаніе такихъ гнѣздовищъ, способы установки ит. п. можно получать въ Экономическомъ отдѣлѣ харьковской губернской зем ской управы. Кромѣ корма и устройства квартиръ, необходимо насѣкомояд ныхъ птицъ защищать отъ ихъ враговъ: главными изъ нихъ являются несомнѣн но кошка и воробей.Въ раіонахъ. гдѣ эти враги имѣютъ свободный выборъ мѣ стожительства и свободу дѣйствій, за селеніе насѣкомоядными птицами не мыслимо. Кошка уничтожаетъ подро- — Подумай, Карлъ, докторша не давно умерла, задолжавъ портнихѣ 20 тысячъ марокъ. — Ну и что жъ? — Ну, разъ ея мужъ не можетъ заплатить этой суммы, онъ долженъ жениться на портнихѣ. („Flieg. ВІ.“) * * * И снова ночь, и снова слезы. Воспоминанья и кошмаръ, Навѣкъ’цоруганныя грезы И мысли пттаменной пожаръ. А утро раннее заглянетъ, Какъ совѣсть тихая въ окно— И на душѣ мрачнѣе станетъ, Что сердце жить еще должно. Но маской яркой арлекина Прикрою муки сердца я И буду* пѣть, что жизнь—едина И счастье–въ счастьѣ бытія. * * * Не мѣшай мнѣ плакать, Погаси свѣчу; Въ тишинѣ и мракѣ Я побыть хочу. Пусть не видятъ очи Недруговъ моихъ, Какъ во мракѣ ночи Плачу я отъ нихъ, Чтобъ, когда я выйду- Утромъ за порогъ, Врагъ мой—что на сердцѣ, Угадать не могъ. Ѳ. М. С м ь С ь. Свадьба на дирижаблѣ. Корреспондентъ „Central New s’ со общаетъ объ орш инальномъ бракосо четаніи, устроенномъ миссъ Маріей Шельтонъ и мистеромъ Стовъ. Молодые нареченные рѣшили обвѣн чаться на дирижаблѣ и этимъ поло жили, конечно, начало цѣлому ряду такихъ эксцентричныхъ свадебъ въ духѣ американцевъ. На дирижабль былъ приглашенъ пасторъ, согласившійся совершить об рядъ бракосочетанія на высотѣ 250 метровъ отъ земли, послѣ чего моло дые, совершивъ вмѣстѣ съ пасторомъ небольшое воздушное путешествіе, опустились на землю и въ автомобилѣ отправились назадъ въ городъ, гдѣ ихъ ожидалъ парадный обѣдъ. Отъ души поднесъ! Случай, о которомъ говорятъ те перь въ театральномъ міркѣ Москвы. Маститый артистъ пожелалъ себя почествовать въ бенефисъ и заказалъ самъ себѣ роскошный лавровый вѣ нокъ. — Мама, ты, конечно, купила у это го продавца звѣрей? — Нѣтъ, да, вѣдь, это не разносчикъ, — это дама, которая у меня была съ визитомъ. („Flieg. ВІ.“) Вѣнокъ передъ спектаклемъ доста вили въ режиссерскую комнату теат ра. Антрепренеръ,увидя цвѣты, полю бопытствовалъ узнать, отъ кого они, но никакой визитной карточки не нашелъ. Тогда онъ вынулъ свою визитную карточку и прикололъ къ лентѣ вѣн ка. Вѣнокъ поднесли. Бенефиціантъ, увидя карточку ант репренера, былъ страшно возмущенъ, но поступилъ умно. Онъ пошелъ благодарить антрепре нера, обнялъ его и расцѣловалъ, по думавъ,—„вотъ мерзавецъ!’ — Отъ души поднесъ!—сказалъ растроганный антрепренеръ. Харьковъ. Типографія „Южнаго Края“. Сумская ул., д. А. А. Іозефовича, No 13. стающее поколѣніе, воробей нахально отнимаетъ у насѣкомоядныхъ птицъ гнѣзда, онъ своей хищнической на клонностью превосходитъ всѣхъ дру гихъ хищниковъ. Извѣстный герман скій защитникъ птицъ фонъ Берлепшъ говоритъ, что „уничтоженіемъ воробь евъ увеличивается количество дру гихъ птицъ и наоборотъ’. Изъ дру гихъ враговъ—соколъ, ястребъ, кор шунъ, крысы, лисица, сусликъ, бѣлка, куница. Наиболѣе полезныя насѣкомоядныя птицы у насъ въ Харьковской губ„ это: иволга, скворецъ, дроздъ, гори- хво тка, славка, ласточка, разныя си ницы, королекъ, овсянка, жаворонокъ, дятелъ, кукушка, зябликъ. X. Клейнъ.