Газета громадська, літературна і політична. Щоденне видання.
южный КРАЙ Суббота, 25-го декабря 1910 года. Д О М А . Уже въ вагонѣ охва тывало какое-то радост ное волненіе. Тонинъ бросился къ окну и смотрѣлъ. Зна комыя пригородныя мѣ стечки. Все въ бѣломъ снѣгу. Бѣлые, безноря дочно разбросанные до мики, бѣлыя деревья, такія пушистыя и бле стящія, словно елки съ зажженными свѣчами. Такой просторъ и праздникъ у него въ душѣ! Вогъ-вогъ Рож дество. Маскарады и танцы, и пѣсни. Какое счастье! Уже хочется танцовать. ‘А сколько новыхъ разсказовъ объ университетѣ! Вѣдь те перь онъ уже настоя щій студентъ. Такая важная тужурка на немъ, и усики за время отсутствія изъ дома зна чительно отросли. Ане- ля будетъ смѣяться. Она любитъ его, и онъ не будетъ болѣе съ нею такой робкій. Ко нечно, любитъ. Когда въ августѣ онъ уѣзжалъ, она ему даже цвѣты принесла на вокзалъ. Драгоцѣнныя розы и гвоздики. — Завтра же полечу къ тебѣ, Аня, шепчетъ Тонинъ, любуясь снѣж ными полями. Каждый день буду приходить къ тебѣ, милая, я такъ ску чалъ! Скорѣе, скорѣе увидѣть твое личико, твою драгоцѣнную фи ГУРКУ> тонкую, какъ тросгничекъ. Такъ рѣд ко ты мнѣ писала, и я страдалъ… Я стану на колѣни и зацѣлую Анелины маленькія ручки. А губы! Зацѣлую Анелины губы. Буду цѣловать глаза съ бархатными рѣсни цами и щеки, и лобъ, и золотые во лосы. Ты же не сердишься? Будешь моей женкой? Не печальны Анелины губы? Не сердиты Анелины глаза? О, какъ бьется сердце огъ радости, моя милая дѣвушка! Вотъ уже мелькаютъ угольные скла ды. Тише и тише стучатъ колеса. Справа потянулись громадныя вывѣс ки. Тутъ и парфюмерія аптекарскаго магазина Голина, и строительная кон тора, и готовыя платья Адашева, сы новья котораго такіе непроходимые идіоты. Все знакомо, все мило и все, кажется, кричитъ: „Анеля близко, близ ко милая Анеля!” Отецъ по-привыч ному развалился на ди ванѣ, закурилъ сигару и указательнымъ паль цемъ поглаживалъ ба ки. Задавалъ вопросы, слушалъ и добродушно мычалъ: „эге, эге“. Ра довало стараго, что у него такой степенный, разсудительный сынъ. Потомъ такъ пріятно было Мишѣ побродить по комнатамъ, осмо трѣть старыя, знако мыя вещи. Они, каза лось, до сихъ поръ не вѣрили, что Миша уже выросъ, и напоминали ему повсюду о дѣтскихъ играхъ и гимназиче скихъ годахъ. Такъ незамѣтно кон чился день. Ужинали рано, чтобы Миша могъ хорошенечко отдох нуть. Потомъ отецъ отправился въ кабинетъ работать, а Миша спать. Все ужъ было готово въ его комнатѣ. По стлана кровать съ пух лыми подушками, на стулѣ чистое бѣлье, на красномъ коврикѣ— туфли. Такъ все уютно. Ахъ, эта милая няня! Все она успѣла сдѣлать, чемоданъ даже сама разобрала; вотъ и свѣчу на тумбочку поставила. Миша быстро раздѣлся и легъ. Такъ мягко—ни одна хозяйка не дастъ студенту такую кро вать. Не толкаетъ въ бока, не скрипитъ, какъ старая телѣга. А одѣя ло—одинъ восторгъ, натягиваешь его на се бя—и, кажется, падаешь въ чьи-то милыя объ ятія. Миша задулъ свѣчу и сразу заснулъ. Снилась Анеля въ бѣленькомъ платьицѣ съ стрѣльчатыми лиліями на груди. Идетъ къ нему черезъ бѣлыя снѣжныя поля и улыбается. Все бѣло и ясно кругомъ. Алыя губы дѣвушки, словно роза, упавшая на снѣгъ. „Анель- ка, Анелька!” кричитъ ей Миша,— „какъ я скучалъ за тобой”! Ближе и ближе дѣвушка, точно скользитъ она на лыжахъ по серебрянымъ полямъ. Потомъ, обнявшись, казалось, вошли они оба въ громадный и свѣтлый храмъ. Всюду мраморныя колонны, и между ними качаются серебряныя лам пады, и много, много этихъ огней, точ но упали на земли всѣ звѣзды… Тонинъ позвонилъ и вздрогнулъ отъ волненія, — Дома Анна Станиславовна? Мадонна. Съ картины недавно умершаго художника Людовика Кнауса. Первою встрѣтила дома старая нянь ка Евдокія. Глазки слезятся, на носу комичная бородавка. Начала обнимать съ неразборчивымъ ласковымъ лепе томъ, и пахнуло отъ нея постнымъ масломъ,— видно, только что изъ кухни. И сразу почувствовалъ Миша, что здо рово проголодался. Вышелъ отецъ, крѣпко и степенно поцѣловалъ. Осмот рѣлъ со всѣхъ сторонъ, хлопнулъ по плечу и приказалъ накрывать на столъ. — Иди, братъ, въ свою комнату. Все готово. Сбрось съ себя эту хла миду, помойся. Вещи потомъ разбе решь.— Послѣ обѣда долгіе разгово[ ы съ отцомъ. Они были друзьями. Ста рый Тонинъ зналъ, что молодой ду маетъ жениться по переходѣ на слѣ дующій курсъ, а молодой Тонинъ былъ увѣренъ, что старый ему будетъ только содѣйствовать. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 10177- ,— Пожалуйте. Вышла въ залу Марья Степановна, мать Анели. Такъ пріятно было услышать ея об ращеніе: „Михаилъ Сергѣевичъ”. Бы ла она, какъ всегда, въ кофгочкѣ-рас- лашонкѣ, пахла одеколономъ, и при каждомъ шагѣ позванивала ключами у пояса. Говорили объ университетскомъ го родѣ. Онъ очень интересовалъ Марью Степановну—третій годъ она собира лась поѣхать туда ради какой-то мудреной операціи. —„-‘У меня теперь много знакомыхъ, важно заявилъ Миша. Я бы вамъ все устроилъ. — Ну вотъ, я такъ рада, голубчикъ. Вошла Ачеля. Они остались одни. Какая она прелестная и чуточку важ ная въ своемъ бѣломъ платьѣ, съ кру жевнымъ воротничкомъ на шейкѣ! Во лосы повязала ленточкой и смотритъ, какъ принцесса. „Это оттого, съ го речью подумалъ Миша, что за ней ин женеръ ухаживаетъ. Мнѣ говорили”. Матеосъ II Измирліанъ. Католикосъ всѣхъ армянъ. Скончался И дека бря въ Эчміадзинѣ. На тонкихъ Анелиныхъ пальчикахъ кольца. СовсЬмь дама. Миша тоже на пустилъ на себя важность. Медленно закурилъ папиросу, заложилъ ногу за ногу и все таки чувствовалъ странную робость. Заговорили о мелочахъ. Миша ста рался быть непринужденнымъ; Анеля тоже была такая, словно ее кго-то оби дѣлъ. И вдругъ прорвалось: — Анеля, почему вы такъ мало мнѣ писали? — А вы? — В j знаете, Анеля, какъ я люблю васъ, Я… — Очень знаю, капризно перебила дѣвушка. Миша насупился. Значитъ, правда то, что ему сообщили объ Анелѣ… — Ваше молчаніе теперь мнѣ понят но, едва выговорилъ онъ. Справа ин женеръ, слѣва какой нибудь акцизный чиновникъ… ЮЖНЫЙ НРАЙ К Г. Маковскій, по случаю 50-лѣтія его художественной дѣятельности. — Чго такое? — Я хочу сказать, что вы со вершенно меня забыли… — Можетъ быть. Иного вы не заслуживаете. Миша попытался иронически улыбнуться. — Живая собака лучше мер- ваго льва, сказалъ онъ, нервно теребя потухшую папироску, — Ничего не понимаю. Нельзя ли яснѣй. — Можно!—крикнулъ Миша, вставая. Я этимъ хотѣлъ сказать, что для современной дѣвушки законченный инженеръ, гораздо цѣннѣе студента, который еще будетъ инженеромъ. — Вотъ какь! Вы для этого пришли ко мнѣ? Анеля поднялась и быстро вы шла изъ комнаты. „Какъ я глупъ, раскаивался Миша. Такъ безумно хотѣлъ ее видѣть, ноги ея цЬловать, смѣять ся отъ радости—и вдругъ рев ность. Обидѣлъ. Н ісупи іись оба, какъ глупыя дѣти. Смѣшно”. Но когда вошла Елена, сестра Анельки, веселая и бойкая гимна зистка съ вздернутымъ носикомъ, —благоразуміе снова покинуло Мишу, и ему захотѣлось сдѣлать Анелѣ что-нибуть непріятное. — Я хочу пригласить васъ, Елена, сказалъ онъ, поѣхать съ нами катать ся на тройкѣ. ЦЬлая компанія, мои знакомые студенты и барышни уст раиваютъ прогулку. — Кігда? — Послѣ завтра, вечеромъ, отвѣ титъ Миша наугадъ и представляя се бѣ, какъ Анеля нахмурится. — Меня не пустять. Елена комично выпятила впередъ нижнюю губку и покачала головой. — Я умоляю васъ. Мы все устро имъ превосходно. — А Анельку просили? — НЬтъ. — Ага, ага, захлопала въ ладоши дѣвушка. — Все понимаюі Не успѣли увидѣться, уже поссорились. Миша не сумѣлъ отвѣтить, совсѣмъ растерялся. Повторилъ свое приглашеніе, важно раскланялся и ушелъ. Дома ему было необычайно тяжело. Даже превосходные нянины пирожки не могли его развлечь. Заперся Миша у ссбя въ комнатѣ и горько разду мывалъ. „Злая она, нехорошая. Совсѣмъ въ дамы записалась. Важная, надутая. Нс любитъ… Къ чему тогда было цвѣты на вокзалъ приносить? Въ одномъ письмѣ даже писала о „нашемъ” бу дущемъ. Нарочно устрою поѣздку на тройкахъ”. Тяжелые часы провелъ Миша, и уже казалось, что рушится весь міръ, что все необычайно сѣро, скучно и грубо. И вдругъ на слѣдующее утро ка- ротенькая записка отъ Ани—просила придти. Миша сразу забылъ все, при нарядился и какъ сумасшедшій выле тѣлъ изъ дома. Анеля сидѣла въ креслѣ, опустивъ голову на руки. — Вы сердитесь, Анеля? Зачѣмъ вы такъ мучаете меня? Знаете, мнѣ даже говорили со смѣхомъ: Анеля выходитъ ззмужъ”. — Я не сержусь. Я ненавижу васъ! — Анеля… — Да, да, ненавижу! Дѣвушка трях нула головкой, и золотыя кольца во лосъ скользнули на ея щечки. Миша сѣлъ и печально умолкъ. — Собираетесь кататься на тройкѣ? — Собираюсь, отрѣзалъ Миша. Бу ду очень радъ, если поѣдетъ Елена. — Я уже много каталась. — Съ инженеромъ или съ акциз нымъ чиновникомъ? — Съ обоими! — Ну конечно. Мальчишеская ком панія не для васъ! — Вы правы. — Носите кольца на каждомъ паль цѣ. Напыжились, какъ тридцатилѣт няя дама. Вамъ пора уже на автомо билѣ ѣздить и завести пару болонокъ. — Молчите!—крикнула вдругъ Ане- В. А. Карауловъ. Членъ Государственной Думы. Скончался 19 декабря. 3 Суббота, 25-го Декабря 1910 года Старокатолическіе епископы. Романъ Прухневскій, Янъ Ковальскій (администраторъ маріа- витскихъ общинъ) и Левь Голембіовскій. А. А. Мурскій, артистъ Драматическаго театра. Къ исполнивше муся 17 декабря 25 лѣтію его сценической дѣя тельности. ля. Ея глазки заискрились, губы дрог нули, и сразу понялъ Миша, что сей часъ она заплачетъ, что она любитъ его. — Анеля, моя любимая Анеля, про шепталъ онъ, бросился на колѣни пе редъ дѣвушкой, ловилъ ея маленькія ручки и жадно цѣловалъ ихъ. — Какъ я рвался къ тебѣ, Анеля! Ну не сердись же. Мнѣ было такъ больно. Казалось,ты совсЬмъ забыла… Я готовъ былъ плакать. Только о те бѣ и мечталъ. Ѣхалъ сюда и спрашивалъ у неба и у бѣлой земли—не печаль ны ли Анелины глаза? Улыбаются ли Анелины губы?… Ну скажи мнѣ одно коротенькое слово… Любишь меня? Ну, скажи. Маленькія ручки сначала вырыва- лися, а потомъ стали покорными. А тройка?—спросила дѣвушка сквозь слезы, дѣтски наивнымъ голоскомъ.— Ты не хотѣлъ пригласить меня… Злой! Тебя испортили! — Анелинька, никакой тройки нѣтъ. Я все солгалъ… — Когда пришелъ, былъ такой хо лодный… не поцѣловалъ даже мнѣ руку… — Я же ничего не зналъ, Анеля. Ты показалась мнѣ такой строгой, такоП важной, чужой… Дѣвушка разсмѣялась и склонилась къ нему. — Люблю, милый, люблю. Я очень скучала. Она гладила его волосы своими ма ленькими ручками. — Ане-е-е ля… — Ну. — Весной ты будешь моей женкой? На зиму вмѣстѣ уѣдемъ. Ты согласна? — Да. — И ты никогда не будешь мучить меня, Анеля? Фасадъ буддійскаго храма въ С Петербургѣ. — Никогда. Вечеромъ они долго гуляли по снѣж ной улицѣ, разукрашенной розоваты ми огнями фонарей. Говарили о буду щемъ, прижимаясь другъ къ другу и тихо смѣясь отъ общей радости, точ но молодые заговорщики. А когда Миша вернулся домой, то расцѣловалъ старую няньку, расцѣло валъ отца. „Анеля по прежнему лю битъ его”. Убѣжалъ къ себѣ, бросился на по стель и долго не могъ заснуть. Вся земля представлялась бѣлой и радост ной, и казалось, что вся земля приная- ложить ему и Анелѣ. Все бѣло, нигдѣ ни одной черной крапинки, и онъ вѣ рилъ, что они сдѣлаютъ вдвоемъ пре красную, свѣтлую жизнь. Рождественскій сочельникъ въ Берлинѣ Нѣтъ никакой возможности подсчи тать, сколько разукрашенныхъ и пе реливавшихъ разноцвѣтными огнями елокъ горѣло въ Берлинѣ въ сочель никъ подъ Рождество, говорятъ бер линскія газеты: Имя имъ—легіонъ! Начиная съ им ператорскаго дворца и кончая скром ной комнаткой рабочаго, вездѣ свѣти лась зажженная традиціонная „Таппеп- Ьант”. По заведенному обычаю, были елки во всѣхъ публичныхъ и обществен ныхъ учрежденіяхъ, въ собраніяхъ и Ферейнахъ, въ госпиталяхъ, убѣжи щахъ, пріютахъ, казармахъ и даже въ тюрьмахъ. Какъ для дѣтей, такъ и для взро слыхъ. Для первыхъ елки были съ игруш- 2 Суббота, 25 го Декабря 1910 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ — Анеля! позвалъ онъ вдругъ тихо, улыбнулся и заснулъ. — За окномъ шумѣла мятель, посту кивала въ стекла острыми снѣжинка ми, убирала городъ къ празднику се ребряными тканями. Старикъ Тонинъ еще не спалъ. Си дѣлъ въ своемъ кабинетѣ и думалъ. Онъ замѣтилъ радость сына и все по нималъ. Скоро совсѣмъ одинъ онъ останется въ большомъ домѣ, а на Рождество уже самъ поЬдетъ къ сы ну и будетъ смотрѣть, какъ они тамъ, молодые, устроятъ себѣ елку и разу красятъ ее веселыми разноцвѣтными свѣчами. А Станкевичъ. ,4 ЮЖНЫЙ КРАЙ Суббо-, ^^ і 25- го д екабря 1910 года. Кортежъ 600 вдовъ недавно умершаго короля Сіама. Новый денщикъ. „Олинъ или два куска положить вамъ?” („Flieg. В1.). ками, для вторыхъ—съ соотвѣтствую щими подарками. Въ нѣкоторыхъ больничныхъ учреж деніяхъ, какъ, напримѣръ, въ город скомъ госпиталѣ Шарлоттенбурга. гдѣ число больныхъ доходитъ до 1,800 че ловѣкъ, врачами-прогрессистами были устроены нѣсколько елокъ въ раз ныхъ палатахъ, гдѣ лежатъ больные. Врачебный персоналъ больницы лич но присутствовалъ, раздавая подарки. Въ ферейнахъ религіоз наго характера пасто рами были произне сены рѣчи, объясняю щія значеніе праздника дня Младенца-Христа. Праздничнымъ свѣ томъ озарили зажжен ныя елки обычно мо нотонную жизнь и въ солдатскихъ казармахъ, гдѣ елки были устрое ны военнымъ началь ствомъ для молодыхъ солдатъ, не пользую щихся отпускомъ. Рот ные командиры и ун теръ-офицеры, присут ствуя на солдатскихъ елкахъ, обратились съ привѣтствіями къ сво имъ командамъ. Студенчество пирова ло въ своихъ кнейпахъ. Рестораны Берлина были въ этотъ вечеръ переполнены, и почти въ каждомъ изъ этихъ ресторановъ горѣли нарядныя елки. Въ огромныхъ залахъ дворца импе ратора въ b часовъ вечера горѣлъ цѣ лый рядъ роскошныхъ елокъ: боль шихъ—для взрослыхъ и приглашен ныхъ гостей и маленькихъ—для дѣ тей н внучатъ императора. Особыя елки были устроены и для дворцоваго караула. По опыту. – Ск ажи, папа, эта машина работаетъ даже и тогда, когда на нее никто не смотритъ? „Flieg. В1,- Харьковъ. ‘Іяпографія „Южнаго Края“. Сумская ул., д. А. А. Іозефовича, No 13.