Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ Маленькая драма (Миніатюра). У Татьяны Павловны нѣтъ ни род ныхъ, ни старыхъ друзей; даже мало знакомыхъ, потому что со многими она разошлась подъ старость. Татья на Павловна замѣтила, что отъ ску ки ли, отъ нечего ли дѣлать женщи ны становятся подъ старость излиш не болтливыми и начинаютъ питать пристрастіе къ сплетнямъ, а сплетенъ она терпѣть, не могла. Когда порою ея старая горбатая служанка Катери на говорила про сосѣднихъ жильцовъ: „а сосѣдъ-то, барыня, опять нынче дома не ночевалъ”, Татьяна Павловна морщилась и махала руками. Л — Замолчи!—говорила она.—Я не хочу этого слышать. Какое намъ дѣло? Да что же, барыня, я ничего, я говорю правду,—возражала Катерина. —Если бы я выдумала, а то сосѣдъ- то на самомъ дѣлѣ дома не ночевалъ. ~ — Заставятъ тебя лизать на томъ свѣтѣ каленыя сковородки,—говорила Татьяна Павловна. Т — Каленыя сковородки? За что же это? За что?—спрашивала Катерина, но старушка спѣшила уйти и въ знакъ неудовольствія хлопала дверью. Оставшись одна, Катерина съ изу мленіемъ поводила плечами и воскли цала: „зачѣмъ же это я буду каленыя сковородки лизать, если я говорю правду? Такихъ законовъ нѣтъ, что бы за правду лизать сковородки”!, но барыня не слышала Катерину. Она уходила къ сбоямъ собачкамъ, кото рыя при видѣ хозяйки поднимали ра достный визгъ. — Милыя!—думала Татьяна Павлов на.—Эти не сплетничаютъ, нѣтъ. Татьяна Павловна любила собачекъ, « и ихъ была у нея порядочная коллек ція: десять штукъ; вся нѣжность, ко торая сосредоточивается у другихъ старушекъ на мужѣ, дѣтяхъ, внучкахъ или старыхъ друзьяхъ, у Татьяны Пав ловны сосредоточивалась на собач кахъ. Когда люди, мало знакомые съ ней, спрашивали; — Есть у васъ дѣтки? Старушка проводила рукой по го ловкамъ собачекъ и отвѣчала: — Вотъ мои дѣтки. Вздохнувъ, она добавляла: — Другихъ у меня нѣтъ! Хотя во вздохѣ ея можно было под слушать легкую грусть, но, въ сущно сти, она была своими дѣтками впол нѣ довольна. Они огорчали ее гораз до меньше, чѣмъ двуногія дѣтки огор чаютъ своихъ родителей,—примѣровъ чему, по мнѣнію Татьяны Павловны, можно было видѣть вокругъ тьму темъ. Четвероногія дѣтки не кутили по ре сторанамъ, не ѣздили къ цыганкамъ, не дѣлали долговъ, не выдавали ро стовщикамъ векселей, за которые при ходилось платить однихъ процентовъ чуть ли не больше, чѣмъ было взято денегъ. Четвероногія дѣтки женскаго пола не тянули денегъ походя то на новое платье, то на новую шляпу, то на театръ. Съ четвероногими дѣтками было гораздо меньше хлопотъ, чѣмъ съ двуногими. Правда, время отъ времени одна изъ собачекъ объѣдалась, отчего у нея страшно пучило животикъ, или съѣдала не совсѣмъ свѣжее молоко, слѣдствіемъ чего были спазмы, но это печальное событіе не пугало Татьяну Павловну: привычная къ такимъ про исшествіямъ, она натирала больной собачкѣ животикъ теплымъ масломъ, завертывала ее во фланель или при нимала другія, болѣе подходящія въ данномъ случаѣ, мѣры, и на утро со бачка вставала, какъ встрепанная. Татьяна Петровна сажала ее на діету и говорила наставительно: — Видишь, какъ вредно объѣдать ся, Бижу?! Запомни это разъ навсегда, моя милая. Если же дѣло выходило изъ-за кис лаго молока, старушка шептала со бакѣ: — Кислымъ молочкомъ Катерина накормила Кадошку? Ахъ, глупая Ка терина! Мы ей зададимъ за это: „Ка терина, скажемъ мы,—ты сама кислое молоко кушай, а Кадошкѣ свѣжень каго дай; отъ кислаго у него живо тикъ болитъ. Пусть у тебя животикъ болитъ, Катерина, а не у Кадошки”… И вдругъ надъ мирной старушечье- собачьей идилліей грянулъ громъ; въ одно прескверное утро Татьяна Пав ловна прочла въ газетѣ о налогѣ, ко торымъ, по примѣру другихъ горо- Воскресенье, 1-го ноября 1909 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ 1 9828. Хоръ студентовъ харьковскаго университета. Съ фотографіи студента Нордштейна4. ,10 ЮЖНЫЙ КРАЙ. 11 довъ, рѣшено было обложить всѣхъ собакъ, большихъ и маленькихъ, ком натныхъ и дворовыхъ. У старушки затряслись руки и ноги. Когда же она оправилась, то первымъ долгомъ по бѣжала на кухню. — Катеринушка,— сказала она.— Слы шала страшную новость? — Какую? — Рѣшено на собакъ налогъ ввести. Катерина сдѣлала равнодушное лицо. — Экъ вы хватились!—сказала она. —Въ мелочной лавочкѣ давно про этотъ налогъ толкуютъ, да я вамъ ничего говорить не хотѣла. Думаю, можетъ быть, шутки шутятъ, такъ за чѣмъ я буду барыню зря огорчать, а теперь если въ газетахъ пишутъ, зна читъ, на самомъ дѣлѣ будетъ налогъ, — Какъ же это такъ, Катеринушка?- Какъ же теперь быть, дорогая моя? Кухарка подумала и отвѣтила спо койно: — А что-же будете дѣлать, барыня? Введутъ налогъ, платить придется. Не вы одна! На всѣхъ этотъ самый на логъ наложатъ… Татьяна Павловна поблѣднѣла из схватилась за притолоку. Катеринѣ’ сдѣлалось жаль старушку; она зами гала глазами, провела по нимъ ла- донью, какъ бы смахивая слезу, и вздохнула. — Собачекъ то у васъ больно мно го, барыня, много вамъ за нихъ нало гу платить придется,—сказала она.— У другого одна, двѣ собачки, ему пу стяки, а у васъ, легко ли, десять шту чекъ; если по рублю за собачку класть, выходитъ десять рублевиковъ. Цѣлый капиталъ.” — Какъ по рублю? Хотятъ брать по три. — Батюшки-свѣты, по три? Вѣдь, это что-же, вѣдь, вамъ придется от дать за собачекъ денежка въ денеж ку тридцать рублей! — Это невозможно, Катеринушка,— простонала Татьяна Павловна.—Отку да я такую крупную сумму возьму? Катерина не сумѣла отвѣтить на этотъ вопросъ удовлетворительно, и старушка, шатаясь, поплелась обратно- въ комнаты; завидѣвъ собачекъ, оиа потрясла головой и повторила: — Это невозможно! Чуть-чуть оправившись отъ удара, Татьяна Павловна взяла счеты, взяла карандашъ и бумажку и цѣлый ве черъ производила подсчетъ своихъ мѣсячныхъ расходовъ, экономя на чемъ только можно и даже тамъ, гдѣ. экономить почти было нельзя. Къ но чи ея лобъ покрылся холоднымъ по томъ; экономя изъ мѣсяца въ мѣсяцъ, Татьяна Павловна къ концу года скап ливала только двадцать одинъ рубль на налогъ; три собачки оставались не оплаченными налогомъ. Пенсія Татья ны Павловны была такой маленькой, что урѣзать изъ нея на налогъ три дцать рублей было немыслимо. Изъ десяти три собачки волей-неволей оставались неоплаченными, и ихъ необ ходимо было отдать. Говоря по со вѣсти, Татьяна Павловна не задумы валась надъ вопросомъ—куда отдать, кому отдать? Ей казалось, что масса народа, много семей оторвутъ у нея съ руками такихъ крошекъ, такихъ прелестей; Татьяна Павловна задумы валась единственно надъ вопросомъ:, кого же отдать? Воскресенье, 1-го Ноября 1909 года. Воскресенье, 1-го Ноября 1909 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ. ,12 Воскресенье, 1-го Ноября 1909 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ. — Отдать Бижутку?—спрашивала сама себя старушка и отвѣчала: „нѣтъ Бижутку нельзя отдать: это самая пре данная изъ всѣхъ собачекъ*. — Отдать Джальмочку? — Какъ можно Джальмочку? Джаль- мочка старенькая, она чаще другихъ прихварывать начала, за ней теперь уходъ будетъ нуженъ, а чужія руки развѣ будутъ Джальмочку покоить и холить? Нѣтъ, нѣтъ. Кадошку нельзя было отдать потому, что это былъ самый веселый изъ дѣ токъ Татьяны Павловны; когда онъ начиналъ кувыркаться черезъ голову, даже меланхолики могли умереть отъ смѣха. Тотошу нельзя было отдать потому, что у ней былъ замѣчательно тонкій слухъ и превосходное чутье, и она заливалась лаемъ, чуть только кто-нибудь изъ постороннихъ входилъ на кухню. Джаксонъ такими печаль ными глазами глядѣлъ на Татьяну Пав ловну, когда ей однажды случилось захворать, что старушка поклялась ни въ какомъ случаѣ не разставаться съ Джакбономъ. Развѣ отдать Бѣлочку? — Нѣтъ, не могу!—простонала ста рушка съ отчаяніемъ.—Разстаться съ Бѣлочкой? Не могу, не могу! Легши въ постель, Татьяна Павлов на долго ворочалась съ боку на бокъ. А когда, наконецъ, уснула, сонъ ея былъ тяжелъ и исполненъ тревогъ. Ей снилось, что она лишалась то Цы ганочки, то Трезора, то, страшно вы молвить, изъ числа ея собачекъ куда- то исчезла бѣлоснѣжная Бобочка. На разсвѣтѣ Татьяна Павловна просну лась съ страшнымъ крикомъ. — Помогите!—кричала она, хвата ясь за голову.—Бобочку украли! По могите! Кадошка пропалъ! Кадошка былъ въ комнатѣ; здѣсь же была и Бобочка; Татьяна Павлов на пощупала ихъ, погладила по малень кимъ головкамъ, при чемъ сонныя со баки заворчали нетерпѣливо и опять забрались на постель. — Отдамъ Бобика,—рѣшила ста рушка,—Игрунку отдамъ. Это самыя 1 молодыя мои собачки: ни онѣ ко мнѣ . не привыкли особенно, ни я къ нимъ. , Кого же третьяго? Ну, тамъ поду маю»—кого. Но только старушка завела глаза и успѣла уснуть, какъ опять проснулась. ‘ Ей приснились Игрунка и Бобикъ, хмурые и грустные, съ полными слезъ глазами. „Пойдемъ топиться, Игрунка!—гово ритъ Бобикъ.—Если насъ Татьяна Павловна съ рукъ сбыть хочетъ, боль ше намъ не остается ничего. Пойдемъ топиться, Игрунка*. Голосъ Бобика былъ проникнутъ печалью, и крупныя, какъ горохъ, сле зы готовы были брызнуть изъ груст ныхъ собачьихъ глазъ. — Ни за что не отдамъ ни Игрун ки, ни Бобика!—съ тоской прошепта ла Татьяна Павловна. —БЬдные: они хотѣли топиться! Но кого же отдать? Кого? Неразрѣшимый вопросъ стоялъ пе редъ Татьяной Павловной, и въ сумра кѣ осенняго разсвѣта она глухо по вторяла: ^ — Кого?* , , ]А. Грузинскій. Wrl