Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ СТАРОЕ ПІАНИНО. Онѣ жили въ маленькомъ бѣлень комъ домикѣ на краю города. Тихо, спокойно протекала ихъ жизнь въ небольшихъ и уютныхъ комнатахъ, тихо и мирно, вдали отъ шумныхъ улицъ большого 10 – рода. Тамъ, въ душномъ кипучемъ центрѣ, люди всегда такъ безпо койно-суетливы и озлоблены; тамъ жизнь, безконечно разнообразная, сложная, врывается насильно въ каждый уголокъ, зоветъ, вовлека етъ въ борьбу и страданія—и нѣтъ силъ уйти отъ нея. Сюда не доно сились отзвуки этой безпощадной борьбы; здѣсь, въ скромномъ и мир номъ жилищѣ, не было проклятій, отчаянья; жестокость и злоба жизни словно какимъ-то чудомъ обошли его. Домикъ стоялъ такъ близко отъ молодой березовой рощицы, гдѣ такъ славно бывало весной, когда почти замѣтно для глаза росла и крѣпла подъ ласкающими лучами солнца молодая нѣжная зелень; такъ легко дышалось чистымъ, свѣжимъ полевымъ воздухомъ, не отравлен нымъ гніющими отбросами города; широкъ и свободенъ былъ далекій горизонтъ, и необъятнымъ куполомъ казалось небо. И сами обитательницы бѣлаго домика на окраинѣ-старѣю- щая Марья Сергѣевна и ея моло денькая дочь—казались такими ясными, тихими, были такъ чуж ды страстнымъ порывамъ волно вавшагося вокругъ нихъ моря.Обѣ были глубоко привязаны къ сво имъ простымъ, низенькимъ ком натамъ, къ небольшому садику съ кустами сирени, жадяина и акаціей, къ бесѣдкѣ въ немъ, къ сѣрымъ гнѣздамъ довѣрчивыхъ ласточекъ. Обѣ любили свою скромную, безбурную жизнь, од нообразную, какъ будто пахнув шую запахомъ тихаго лѣтняго заката, маленькихъ полевыхъ цвѣ товъ. И среди всѣхъ окружаю щихъ ихъ предметовъ былъ толь ко одинъ, къ которому равно душной оставалась Наташа, жи вая, привѣтливая полу-дѣвушка, полу-ребенокъ, и который былъ какъ-то особенно дорогъ и милъ ея матери. Старенькое, разстроен ное піанино съ позеленѣвшими подсвѣчниками и желтыми клави шами, къ которымъ очень шла ея маленькая сухая рУка> люби ла Марья Сергѣевна старческою и странной любовью. Быть мо жетъ, оно было дорого тѣмъ, что будило въ ней воспоминанія о далекомъ дѣтствѣ, о юности; быть можетъ, вообще многое дорогое въ прошломъ было связано съ нимъ, или привыкла она къ не му, но она любила, жалѣла его, знала каждую клавишу, изучила малѣйшіе оттѣнки каждаго дре безжавшаго звука, жила имъ, понимала его. Въ звукахъ, чуждыхъ и непонятныхъ для другого, она умѣла почувствовать и понять и жа лобу, и отчаянье, и ‘русть, и минут ный подъемъ настроенія—да, имен но настроеніе своего піанино пони мала Марья Сергѣевна и всегда умѣ ла разобраться въ немъ. И она ни когда почти не играла шумно и ве село; но часто тоскующіе печальные звуки широкой волной лились изъ- подъ старческихъ умѣлыхъ паль цевъ, лились, наполняли полутемную комнату, заставляя остановиться На ташу, только что начавшую свою любимую пѣсеньку, ясную и про стую, какъ она сама. И Наташа умолкала и тихо сидѣла на старень комъ диванѣ, откинувъ русую голов ку и внимательно слѣдя за тон кою рукою матери. Тихо было во кругъ, слегка пахло сиренью; пест рая бабочка билась гдѣ-то о стекло, а звуки, немного нестройные, но теп лые и привѣтливые, неслись, кру жили по комнатѣ, наполненной розо вымъ отблескомъ заката, и было отъ всего впечатлѣніе чего-то гаснувша го, милаго и немного грустнаго. Но это не было настроеніе осени,— нѣтъ, такое вѣяніе весны было во всемъ, чѣмъ жили, что дѣлали эти двѣ женщины. А. В. Кольцовъ, народный поэтъ. По случаю исполнившагося столѣтія со дня его рожденія. Памятникъ А. В. Кольцову. въ Воронежѣ, въ Кольцовскомъ скверѣ. И все же буйная, горячая жизнь съ ея трепетной радостью и жгу чимъ страданіемъ ворвалась од нажды въ бѣлый домикъ на краю города. Наташа полюбила со всей красотой и яркостью, съ нервностью и чистотой первой дѣвической любви. И еще не давно ясная, прозрачная дѣвоч ка, она сразу какъ-то, на гла захъ матери, стала большой,таин ственной, немного чуждой. Тре вожное, неспокойное время на стало для Марьи Сергѣевны: уже успѣвшая забыть ощуще ніе собственнаго чувства, уже утерявшая свѣжесть и тонкую воспріимчивость молодого жен скаго сердца, она силилась всею душою понять дочь, всѣмъ су ществомъ воспринять ея вну треннюю жизнь, теперь такую сложную и загадочную; она страстно хотѣла сдѣлать для нея возможною полную откро венность. И чѣмъ сильнѣе хо тѣла она этого, тѣмъ острѣе чув ствовала, какъ трудно это для нея; тѣмъ больнѣе была невоз можность не остановиться иног да съ тревожнымъ недоумѣніемъ передъ страстной тоскою или безпричинной радостью молодой дѣвушки. И въ это время Марья Сергѣевна особенно часто и дол го играла; еще тѣснѣе, казалось, сбли зилась она со своимъ ста рымъ другомъ, еще понятнѣе и дороже сталъ онъ ей. Всю го речь старѣющей души, всю тре вогу и болѣзненную жалость Воскресенье, 4-го октября 1909 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 9804. ,10 ЮЖНЫЙ НРАЙ. Воскресенье, 4-го Октября 1909 года. Воскресенье, 4-го Октября 1909 года. ЮЖНЫЙ КРАЙ. А. М. Торцовъ. играющей вртрѣ Грикке- Артисты драматической тріы д. |ѴІ. К°Ралпи-Торцова, И. Р. Базанова. В. Н, Бартенева. С. М. Высоцкая. Г. П. Ардаровъ. В. Е. Большаковъ. А. Н. Борисоглебскій. 11 А. М. Брановскій. Ю. И. Ильницкая. М. В. Камкова. М. И. Линецкая. А. А. Ленская. М. Я. Залѣсовъ. Я. С. Мурманскій. Н. А. Молчановъ. Г. И. Новиковъ. 0. Н. Ольгина. Е. А. Славянская. С. 0. Тидеманъ. В. В. Ѳедотова. Р. Ф. Пахомовъ. М. К. Пфейферъ-Максилъ. К. Н. Рутковскій. Юрій Яковлевъ. ,Воскресенье, 4-го Октября 1909ггода. ЮЖНЫЙ КРАЙ. 12 изливала она въ знакомыхъ звукахъ разбитаго піанино. И они часто успокаивали ее, при вѣтливые, близкіе, понимающіе, сочувствующіе ей. Долгими зимними вечерами, при одной мигающей свѣчѣ, играла она въ полутемной комнатѣ и жад но ловила вылетавшую изъ- , подъ сухихъ пальцевъ мело дію, лишь изрѣдка огляды ваясь на притихшую, замечтав шуюся Наташу. Потомъ ост рое вниманіе притуплялось, рука какъ-то автоматически скользила по клавишамъ, а мы- ели уносились… далеко, далеко, назадъ, въ прошлое. Вставали Д полузабытые образы, мелька- | ли сцены, далекими и блѣдны- ми отблесками вспыхивали на мигъ давно пережитыя чув ства, на мигъ чувствовались на рѣсницахъ невыплаканныя сле зы прошедшаго страданія. И все же хорошо жилось въ эти часы подъ старыя пѣсни со- старѣвшагося піанино, когда такъ далеко уходило настоя щее, когда забывалось даже присутствіе молодого волную щагося существа. И все же такъ дорожила -Марья Сергѣевна этими долгими зимними вечерами. Пришла весна и съ нею яркое, пол ное счастье для одной изъ двухъ оби тательницъ бѣлаго домика. Наташа была любима и счастлива—„безумно“ какъ говорила она со свѣтлой, бла женной улыбкой на молодомъ лицѣ. Потянулись долгіе, знойные дни, пол ные солнца и жизни, душныя лѣтнія ночи, напоенныя звуками и запахами, потянулись, принося радость, восторгъ одной и тихую безпричинную грусть другой женщинѣ. Часто, оставаясь одна, ходила Марья Сергѣевна по ком натѣ, неслышными шагами подходила къ окну и задумчиво, долго смотрѣла въ глубокую синеву лѣтняго неба. И вдругъ съ удивленіемъ чувствовала маленькую горячую каплю на поблек шей щекѣ и смущенно, торопливо смахивала ее… Все глубже становилась тихая тосп.а, острѣе грусть отчужденности—и не могла ихъ побороть радость, спокой ная, умиленная материнская радость. Точно что то отрывалось отъ нея, точ но съ чѣмъ-то прощалась она—на всегда. И —одинокая, неспокойная— еще сильнѣе привязывалась она къ старому инструменту, въ немъ находя понятливаго друга, съ нимъ отдыхая, съ нимъ забываясь. Все свободное время отдавала она музыкѣ; но ни когда не играла она въ присутствіи дочери—почему? она сама не знала этого. Но внутреннимъ тонкимъ чуть емъ она чувствовала что, играя теперь при ней, она вноситъ лишній диссо нансъ въ область ихъ тонкихъ, полу- сознаваемыхъ впечатлѣній. Она всегда старалась избѣжать этого. И Наташѣ это не было непріятно. Наташа вышла замужъ. Молодая любовь стала осмысленнѣе, счастье двухъ юныхъ существъ полнѣе, жизнь —богаче, интереснѣе. Городъ, вѣчно суетливый, никогда не смолкающій го Н. Н. Кутлеръ. Новьй членъ Государственной Думы отъ Петербурга. Н. Н. Щепкинъ. Новый членъ Государственной Думы отъ Москвы. родъ звалъ и манилъ къ себѣ, какъ магнитъ, все ближе и необходимѣе. И они такъ охотно подчинялись это му призыву, они такъ горячо рвались —туда, къ жизни и волненію, эти двое юныхъ и сильныхъ людей… Они по кинули бѣлый домикъ среди кустовъ сирени и жасмина; Марья Сергѣевна ушла съ ними. Жизнь въ городѣ сразу стала тре вожной, шумной, разнообразной. Но Марья Сергѣевна оставалась какъ то вдали оть нея. Она стала замкнутой, печальной, казалась всегда чѣмъ то озабоченной, угнетенной. Она чувство вала себя не дома; всѣ предметы, но вые, лишенные милаго отпечатка дав ности и уюта, казались чужими, враж дебными. Осталось лишь старое піа нино. Какимъ старымъ, некрасивымъ выглядѣло оно въ свѣтлой и высокой комнатѣ! Тоскливо глядѣла на него Марья Сергѣевна; съ какою- то робостью, непонятной и странной для нея самой, са дилась она за него, и стыдли выми и виноватыми казались ей звуки. И могучая юная жизнь од нимъ сильнымъ аккордомъ по ложила предѣлъ жалкому су ществованію разбитаго инстру мента. Юноша игралъ; обѣ женщи ны слушали его. Бурные зву ки, то радостные, то скорбные, но всегда нестройные, носи лись по комнатѣ, входили въ душу, словно хотѣли, группи руясь и смѣшиваясь, дать и оставить тамъ внутренній об разъ великаго композитора. Звуки носились, и что-то не полное, недосказанное было въ нихъ. Чувствовалось страстное усиліе напряженныхъ,сильныхъ мышцъ передать эту мощь и выразительность; и казалось —это удастся юношѣ; каза лось, своей великой силой онъ преобразитъ слабые, нестрой ные аккорды въ полную и прекрасную гармонію; каза лось, еще минута—и мощный потокъ волшебныхъ звуковъ поне сется въ открытыя окна, взволнуетъ и потрясетъ душу… И сразу—только жалобный трескъ, словно оборвавшій ся старческій голосъ. Тоскливый ис пугъ мелькнулъ въ глазахъ Марьи Сергѣевны. Дрогнуло сердце. Купили рояль. Принесли новенькій, нарядный, поставили въ комнатѣ Марьи Сергѣевны. Но ее долго не тянуло къ нему: послѣдніе звуки дорогого ин струмента жили еще въ ея душѣ; тамъ не было мѣста для новыхъ. Ненастнымъ весеннимъ вечеромъ рѣшилась она играть. Она была одна въ домѣ. Пусто было на душѣ, тихо, въ ушахъ тоскливо отдавался одно тонный шумъ крупныхъ дождевыхъ капель. Марья Сергѣевна зажгла свѣ чи, открыла крышку. Красиво чернѣ ли клавиши, изящно выдѣляясь на бѣломъ фонѣ. Рѣзко и свѣжо прозву чалъ первый аккордъ любимой пьесы, и страдальческое выраженіе исказило черты стараго лица. Она пересилива ла себя, съ болью играя нѣсколько минутъ. Потомъ быстро встала, про шлась, остановилась передъ темнымъ окномъ, украшеннымъ блестящими ве сенними слезами. Эги чуждые, страш ные блескомъ, эти нарядные звуки, развѣ это ея музыка—родная и люби мая? Нѣтъ, нѣтъ, не нужно ихъ: это приноситъ только лишнія страданія. Марья Сергѣевна никогда больше не играла. И странную, почти несо знаваемую, но глубокую, враждеб ность—и къ людямъ, и къ солнцу, и къ свѣжимъ звукамъ унесла она съ собою въ могилу. 0. Ф. Типографія и фото-цинкографія „Южнаго Края11, Сумсжая ул., д. А. А. Іозефовича.