Ілюстрований додаток до номеру газети “Южный Край”. Щотижневе видання.
ЮЖНЫЙ КРАЙ М. В. Родзянко. Новый предсѣдатель Государственной Думы. ІМ М ІІк і. Членъ городской управы Федоръ Иль • ичъ Карпушинъ тяжело поднимался по лѣстницѣ въ свой кабинетъ, нахо дившійся въ третьемъ этажѣ. Большеголовый, мясистый, съ круг лымъ, тупымъ подбородкомъ, сѣдыми усами, скрывавшими губы, и малень кими заплывшими глазками, Карпу шинъ страдалъ одышкой и теперь проклиналъ неурочную вечернюю ра боту—поручили ему составить адресъ секретарю Михаилу Панкратьевичу Катунову, который просфжилъ го роду тридцать пять лѣтъ и недавно, по старости, оставилъ службу. Войдя въ кабинетъ, Карпушинъ за жегъ электричество и приказалъ по дать себѣ чаю. Просмотрѣлъ прото колъ наканунѣ засѣдавшей санитар ной коммиссіи, подписался и принялся за составленіе адреса. „Многоуважаемый Михаилъ Пан кратьевичъ!11— написалъ Карпушинъ и тотчасъ остановился, откинулся на спинку кресла и вытянулъ подъ сто ломъ свои старыя тяжелыя ноги, – х ш , — Нашли стилиста, пробурчалъ онъ, —чортъ бы ихъ дралъ! Возись теперь съ этой штучкой. Къ десяти обѣщалъ быть въ клубѣ. Ну, „многоуважаемый11, а дальше? Развѣ такъ— „тридцать пять лѣтъ мы всѣ имѣли счастье11… Нѣтъ, какой-то тяжелый оборотъ! Какое счастье имѣли? Имѣть вашу работу? видѣть вашу фигуру? „Имѣли счастье имѣть вашу работу11… совсѣмъ пар шиво. Нѣтъ, лучше такъ: „тридцать пять лѣтъ тому назадъ вы вошли въ этотъ домъ, сѣли за столъ и съ той минуты каждый день входили въ этотъ домъ и садились за столъ, и всегда работали… усердно, прилежно, внима тельно и энергично11. Великолѣпно! Такъ и начну. Карпушинъ заскрипѣлъ перомъ, но черезъ нѣсколько минутъ снова оста новился, выпилъ чаю, погрызъ суха рикъ. На лицѣ его было выраженіе досады и напряженности. Адресъ подвигался впередъ очень туго. Старинные часы въ углу пробили десять. — Ждутъ, ждутъ, тоскливо поду малъ Карпушинъ и съ отчаяніемъ на чалъ строчить дальше и дальше, при поминая кое-какія выраженія изъ адре са, поднесеннаго въ прошломъ году бухгалтеру. Послѣднія слова: „Да со хранитъ васъ Богъ на многіе годы11:— Карпушинъ написалъ почти съ ра достью, шумно вздохнулъ, спустился внизъ и отправился въ клубъ.-^ Михаилъ Панкратьевичъ Катуновъ сидѣлъ въ своей маленькой столовой у стола и пилъ чай. Онъ былъ уже совсѣмъ старъ. Лысина во есю голову, и только у висковъ и на затылкѣ, кру жочкомъ, сохранились какіе-то рыже ватые клочки волосъ. Лицо у него было красное, одутловатое, съ не большими свѣтлыми глазками.Они смо трѣли ласково и немного растерянно. И. К. Григоровичъ. Вице-адмиралъ, новый морской министръ. Здоровье Михаила Панкратьевича за послѣднее время значительно раз строилось, ослабѣли ноги и глаза, бо лѣла спина, но Есе-таки службу онъ долго не хотѣлъ оставлять и даже не представлялъ себѣ, какъ это можетъ случиться. Настояла на этомъ жена Ка- тунова, Агафья Петровна. — Поработалъ, говорила она, и от дохни. Поживи въ свое удовольствіе. Слава Богу, тридцать пять лѣтъ! По думать жутко. — Конечно, конечно, соглашался Михаилъ Панкратьевичъ: только ужъ очень я привыкъ. Странно, что вотъ Н. В. Тесленко. Новый члеьъ Государственной Думы отъ Москвы, избранный на мѣсто Ѳ. А. Головина. буду дома сидѣть. А тамъ идетъ ра бота. Передняя… лѣсенка… мой ка бинетъ, бумагъ-то сколько! Кажется, всегда буду о нихъ безпокоиться. — Пустяки, это по началу трудно. Лѣтомъ вотъ на Кавказъ поѣдемъ, водички попьешь, будешь ванны брать, окрѣпнеЛь, поживемъ мѣсяца два, спѣшить некуда. — Водичка, ванны, это хорошо, со гласился Михаилъ Панкратьевичъ и тихо улыбался.—Это хорошо. Давно мы съ тобой, старуха, на Кавказѣ не были. — Пенсію дадутъ тебѣ хорошую, продолжала Агафья Петровна. Думаю, не меньше жалованья. Какъ ты по лагаешь? — Можетъ быть, можетъ быть. Что жъ, меня любили. Работалъ на совѣсть. — Рублей двѣсти? — Пожалуй, и двѣсти. Подъ вліяніемъ такихъ разговоровъ Катуновъ и оставилъ службу. Впро чемъ, это не сразу опечалило его, по тому что почти ежедневно онъ отпра влялся въ управу для руководства на первое время своего замѣстителя, еще молодого человѣка Федоркова. Гихо въ квартиркѣ Катунова. Ви сячая лампа проливаетъ на столъ мяг кій свѣтъ. Агафья Петровна сидитъ напротивъ мужа у самовара. Она въ своей черной косыночкѣ. Лицо смор щенное, какъ старое яблочко, носъ острый, губы присохли и собрались въ комочекъ.* Старуха, напротивъ, все это время чувствуетъ себя особенно бодрой. Дѣ- Воскресенье, 3 то Апрѣля 1911 года. ИЛЛЮСТРИРОВАННОЕ ПРИБАВЛЕНІЕ КЪ No 10258. ,2 Ю Ж Н Ы И КРАЙ Воскресенье, 3-го Апрѣля 1911 года. тей у нея не было, а къ мужу она всегда питала какую-то особенно нѣж ную любовь. Было въ эгомъ чувствѣ даже что-то материнское, покровитель ственное. И вотъ теперь ей казалось, что ея Михаилъ Панкратьевичъ все цѣло уже принадлежитъ ей. Теперь онъ совсѣмъ домашній, свой. Много лѣтъ она проводила въ одиночествѣ, такъ какъ у Катукова бывали и ве чернія занятія, а теперь онъ вееіда будетъ съ ней, и была въ этой мысли большая для нея радость и удовле твореніе. Съ особеннымъ вниманіемъ она за нялась хозяйствомъ и почему-то ста ралась втянуть и Михаила Панкрать- евича во всѣ детали своихъ занятій, совѣтовалась съ нимъ и часто задавала вопросы, какихъ раньше и не бывало. На дняхъ, напримѣръ, принесла къ нему въ кабинетъ цѣлый ворохъ своихъ теплыхъ кофточекъ и совѣтовалась, что поправить и что подарить Феклушѣ. Михаилъ Панкратьевичъ даже рас терялся, перебиралъ руками все это старье и, въ концѣ концовъ, посовѣ товалъ женѣ сшить новую коричне вую блузку. Агафьѣ Петровнѣ было очень сладко услышать такой совѣтъ, и рѣшила она сшить блузку, и не премѣнно коричневую. Вообще она старалась теперь, чтобы все въ квартирѣ у нихъ было особенно благолѣпно и хо рошо. Вставала рано и сама при готовляла чай и завтракъ (Ми хаилъ Панкратьевичъ любилъ ветчину и зеленый сыръ, растер тый съ масломъ), затѣмъ слѣ дила, какъ Феклуша убирала ком наты, и послѣ завтрака спѣшила на кухню. Вечеромъ же въ ком натахъ становилось еще уютнѣе. Агафья Петровна зажигала лам падки у образовъ, и какъ-то прі ятно пахло всюду деревяннымъ масломъ, и эго такъ гармони ровало съ самими хозяевами и старой тяжелой мебелью, напол нявшей ихъ комнаты. Сегодня Михаилъ Панкрать евичъ чувствовалъ себя не совсѣмъ хорошо. Чрезъ два дня его ожидало чествованіе, и это сильно волновало старика. Хіебнувъ горячаго чаю и почмо кавъ кусочекъ сахару ѵонъ всегда пилъ въ прикуску), онъ ласково взгля нутъ на жену и сказалъ тихо: — Послѣзавтра, Агафьюшка, бу- дугь меня чествовать… — Ну и хорошо, и хорошо. — Хотѣли было ужинъ устроить, да я отказался. Зачѣмь? Мнѣ эго тяжело. — Правильно, голубчикъ. И такъ устанешь. — Пэчесгпуютъ и конецъ. Федор- ковъ уже наладился… Значитъ, вь управу только придется ходить, что за жалованьемъ. Вь этихъ словахъ, казалось, и за ключалась самая затаенная и безпо койная мысль Михаила Панкратьева ча. Онъ уставился на жену, словно ожидая ея совѣта. — И слава Богу, сказала она. Иной за всю свою жизнь и сотой доли тво ей работы не сдѣлаетъ. Тебѣ прямо ордиться можно. И было замѣтно въ этотъ моментъ, Д. А Хвольсонъ Старѣйшій русскій профессоръ. Скончался 23 марта нъ Петербургѣ 93 лѣтъ. Царицынскій Свято-Духовскій монастырь. На мѣстѣ монастыря но появленія въ немъ іеромон. Иліодора была маленькая церковь при архіерейскомъ подворьѣ на 50 че ловѣкъ, съ кзартирой при церкви для двухъ монаховъ. Она бы ла на томъ мѣстѣ, гдѣ теперь возвышается низкій круглый ку- поль. Съ прибыгіемь въ монастырь въ 1903 г. іеромон. Иліодо ра здѣсь была быстро выстроена церковь на 7 тысячъ человѣкь, а по сторонамъ возведены огромные каменные корпуса. что Агафья Петровна этой работой и гордится, и чествованіемъ гордится. — Налить тебѣ еще стаканчикъ? — Налей. — Что жъ ты сыръ не кушаешь? — Не хочется. Агафья Петровна налила чаю и за- семенила въ спальню посмотрѣть, все ли сдѣлала Феклуша. Здѣсь еще больше пахло старин кой и деревяннымъ масломъ. Горѣла лампада у образовъ, и лики святыхъ смотрѣли ласково, а ризы блестѣли. Кровати были постланы, и старуха собственноручно еще разъ потолкала кулачками и взбила большія подушки Михаила Панкратьевича. 2 . Въ воскресенье вь бывшемъ каби нетѣ Катукова собратись его старые сослуживцы. Стояли они в:ѣ какъ-то навытяжку, и лица у нихъ были серьезныя. Скоро пришелъ съ адресомъ въ ру кахъ большеголовый и мясистый Кар пушинъ, а за нимъ и городской голо ва, толстый и внушительный, съ гро мадной сѣдой бородой, которая за крывала половину его накрахмаленной манишки. Нѣсколько минутъ тянулось молча ливое ожиданіе; наконецъ, вошелъ въ комнату и самъ Михаилъ Панкрать евичъ (до того онъ сидѣлъ въ комна тѣ головы). Отъ волненія онъ согнул ся еще больше, и комично съежился его сюртукъ. Глазки его безпокойно бѣгали, часто и растерянно кланялся онъ на обѣ стороны. Сначала Кату ковъ остановился посреди комнаты, потомъ неожиданно бросился къ сво ему столу, оперся иа него и застылъ съ склоненной головой. Карпушинъ густо крякнулъ, вышелъ впередъ и началъ читать: — „Тридцать пять лѣтъ тому на задъ вы вошли въ этотъ домъ, сѣли за столъ и съ той минуты каждый день входили въ этотъ домъ и сади лись за столъ“… Читалъ онъ громко, внушительно и, видимо, былъ доволенъ собой. Затѣмъ сказалъ привѣтственное сло во голова, ковыряя при этомъ паль цами въ бородѣ; онъ поднесъ юбиля ру золотые часы. Послѣдній адресъ прочиталъ ста- ричекъ-сослуживецъ Катунова и под несъ отъ служащихъ серебряный чайный приборъ. Служителя же поднесли икону. Михаилъ Панкратьевичъ почти все время стоялъ, не подымая головы. Иногда только взгляды валъ на говорившихъ и тотчасъ смущенно отводилъ глаза въ сторону. Объятія, поцѣлуи и подарки окончательно смутили Михаила Панкратьевича, и когда чество ваніе закончилось и ему надо было сказать нѣсколько словъ въ отвѣтъ, онъ рѣшительно не могъ овладѣть собой. Выступилъ впередъ, для че го-то поднялъ правую руку и снова опустилъ. Потомъ уси ленно заморгалъ глазами: — Я… вы понимаете… мое серд це… Господь… благодарить… Ни чего нельзя было разобрать. На конецъ, и это бормотанье обо рвалось, и Михаилъ Панкрать-‘ евичъ заплакалъ, уронивъ обѣ руки на столъ съ подарками и адресами. Карпушинъ бросился къ нему, об нялъ: — Успокойтесь, дорогой Михаилъ Панкратьещчъ! Ну полно… Мы всѣ васъ понижаемъ, безъ словъ понима емъ, безъ словъ понимаемъ… Дай вамъ Богъ… Агафья Петровна, проводивъ мужа, все ходила на цыпочкахъ, ожидая его возвращенія, прислушивалась къ звонку. Утромъ въ квартирѣ былъ отслу женъ молебенъ,и теперь немного пах ло ладаномъ. Столъ къ обѣду былъ уже накрытъ, и Феклуша, разодѣтая, какъ въ праздникъ, бѣгала по комна тамъ, поминутно спускалась въ кух ню, словомъ, проявляла необычайную для нея озабоченность. Пріодѣлась и сама Агафья Петров на. На ней была коричневая новая блузка, на головѣ черная кружевная наколка. Въ три часа пріЬхалъ Михаилъ Пан кратьевичъ съ своими подарками. Онъ какъ-то растерянно улыбался, попро силъ валеріановыхъ капель и отпра- ,3 B ock peceнье, 3-гоАпрѣля 1911 года Опое Ваіко. ®рвый артистъ на женскія роли. Новый императорскій театръ въ Токіо. Ichikava-Komozo. Первый артистъ на мужскія роли. іл с я къ себѣ въ спальню, гафья Петровна сама по >гла ему переодѣться, са- і накинула на него зелено- тый старинный халатикъ провела въ столовую. Она сгорала отъ любо- Іітства, но сдерживала се- I и не задавала мужу во юсовъ, чтобы дать ему ус- ікоиться. Только подарки пѣла она разсмотрѣть и !лькомъ заглянула въ ад- :са. При этомъ сразу рѣ- ила, что серебряный при- іръ надо будетъ поста- іть въ стеклянный шкафъ, ѣ находились всякія фи- рки и шкатулочки, а ад- са положить въ залѣ на олѣ, рядомъ съ альбомами. Переодѣвшись, Михаилъ анкратьевичъ разсказалъ інѣ все, какъ было и, при- >миная подробности, волновался, по- іралъ клочки волосиковъ на вис іхъ и умолкалъ. — Можно давать обѣдъ? спросила бѣжавшая Феклуша, останавливая на •арикахъ любопытный взглядъ. — Давай, сказалъ Михаилъ Пан- татьевичъ и поднялся. Въ это время гафья Петровна, молчаливо слушав ая его разсказъ, вдругъ подбѣжала і > нему, прижалась къ груди, забор- )тала какія-то ласковыя слова и за іакала. Оть вотненія Михаилъ Панкрать- іичъ и самъ не могъ ничего сказать, нъ обнялъ старуху и ласково гла іль рукой ея сѣдую голову съ ѣхавией ;нл бокъ кружевной на лкой. • 3. ІПрошло недѣли двѣ. Михаилъ Пан- Іатьевичъ замѣтно тосковалъ, хотя старался скрыть отъ жены. По утрамъ онъ даже раздражался и •крикнвалъ на Феклушу, а Агафья етровна рѣшительно не могла п о – іть этого раздраженія, такъ какъ все Іемя только о томъ и думала, чѣмъ ,і угодить старику. Утромъ въ пятницу Катуковъ под- ялся раньше обыкновеннаго, напился Первыя ученицы женской консерваторіи въ Токіо, допущенныя къ появленію на сценЬ. чаю и сказалъ своей старухѣ, что пойдетъ немного прогуляться, очень ужъ хорошая погода. День, дѣйствительно, былъ очень хорошъ. Наканунѣ выпавшій снѣгъ скрѣпилъ морозъ. Небо было ясно, и зимнее солнце роняло на снѣгъ легкія темноватыя пятна. Михаилъ Панкратьевичъ сначала по бродилъ около дома, а потомъ рѣ шилъ заглянуть въ управу. Кто жъ ему можетъ помѣшать? раз думывалъ онъ.—Зайду, посмотрю, обогрѣюсь. Раздѣвшись внизу, Катуновъ под нялся во второй этажъ и въ корри- дорѣ встрѣтился съ Карпушинымъ. —А, Михаилъ Панкратьевичъ! Здрав ствуйте. Какъ живете? — Да ничего. Катуновъ благодуш но улыбался.—А у васъ какъ? Вотъ, думалъ, посмотрю, что они тамъ дѣ лаютъ. Спрошу… — Работаемъ; однако, простите. Карпушинъ зашагалъ дальше, а Катуновъ такъ и не спросилъ, что хо тѣлъ. Затѣмъ онъ отправился въ бывшій свой кабинетъ. Усатый Федорковъ си дѣлъ, склонившись надъ бумагами. Дымилъ папироской. — Ну какъ дѣла, коллега? весело спросилъ Михаилъ Пан кратьевичъ.—Наладились? — Здравствуйте, довольно сухо сказалъ Федорковъ.— Садитесь. И снова скло нилъ голову. — Протокольчикъ состав ляете? — Что? — Составляете отчетъ? — А, да, отчетъ. — Позвольте полюбопыт ствовать. — Простите, ужъ лучше послѣ. Голова торопитъ. — Хорошо, хорошо. А ско ро у васъ засѣданіе? — Что? — Засѣданіе думы скоро? — Право, не знаю. И сно ва заскрипѣлъ перомъ Фе дорковъ. Михаилъ Панкратьевичъ помялся на мѣстѣ, поглядѣлъ на Федоркова. на бумаги и направил ся къ дверямъ. — Не буду вамъ мѣшать. — Всего хорошаго, буркнулъ Фе дорковъ, не поднявъ головы. Выйдя на улицу, Катуновъ вдругъ почувствовалъ острую тоску, сердце ныло, на глаза навертывались слезы, и казалось, что сейчасъ его такъ оби дѣли, какъ никогда. Онъ взялъ из возчика и отправился домой. Вечеромъ, сидя за чайнымъ сто ломъ, Катуновъ слушалъ разсказъ жены о томъ, какъ она была у знако мыхъ, и какъ тамъ хорошо о немъ отзывались. Слушалъ вяло и думалъ о чемь-то своемъ, неясномъ и безпо койномъ. Потомъ Агафья Петровна перешла къ хозяйству и перечислила рядъ вещей, которыя нужно купить. Такія закупки производились въ кон цѣ каждаго мѣсяца. Теперь онѣ не много осложнились, ибо Агафья Пет ровна прямо стала баловать мужа по части стола. — Надо бы записать, сказала. — Я запишу, поднялся Михаилъ Панкратьевичъ и отправился къ себѣ въ кабинетъ. Агафья Петровна осталась въ сто ловой и прикидывала въ умѣ цифры. Ю Ж н Ы И КРАЙ ,4 ЮЖНЫЙ КРАЙ Воскресенье, 3-го Апрѣля 1911 года. – Про окорокъ не забудь, крикну ла она.—По фунтику покупать на кладно выходитъ. — Хорошо, конечно, донесся изъ кабинета голосъ Катунова. Прошло съ четверть часа. Агафья Петровна начала перемывать посуду. — Кончилъ? спросила она. Изъ кабинета ей не отвѣтили. Ста руха повторила вопросъ—и снова безъ отвѣта. Это неожиданно испугало ее, и съ мокрыми руками она бросилась въ кабинетъ. Михаилъ Панкратьевичъ сидѣлъ въ креслѣ, откинувшись на его спинку. Его правая рука была крѣпко прижа та къ сердцу, лѣвая сжимала ручку стула. Одинъ глазъ Михаила Панкра- тьевича совсѣмъ закрылся, а другой, мутный, страшно большой, смотрѣлъ прямо предъ собой, и на немъ свѣтил ся отблескъ электричества. На бумажкѣ, лежавшей на столѣ, было написано: „фунтъ чаю Перлова, три головки зеленаго сыра, окор ….. “ Агафья Петровна съ дикимъ кри комъ упала у ногъ мужа и прижала лицо къ его рукѣ. Она еще была теплая. Ал. Станкевичъ. Въ Индіи. Голі.ко что закончившаяся перепись въ Индіи лапа резуль татъ зъ ЗСО милліоновъ населенія, самыхъ разнообразныхъ расъ. На лѣвой сторонѣ нашего рисунка обитатель провин ціи Кашмиръ, ростомъ въ 7 ф. 9 дюйм., т.-е. больше саже ни. Самый крайній справа- обитатель пров. Патайя, ростомъ всего въ 2 ф. 4 дюйма. Какъ первому, такъ и послѣднему, 23 года оіъ роду. Я понялъ, отчего мнѣ страшно потерять Твоей любви послѣднія мгновенья: Пройдутъ они —я не проснусь опять Для новыхъ грезъ, для новаго волненья. И въ осени моей мнѣ дорогъ каждый лучъ, Привѣтной ласкою разсѣявшій тоску; Такъ солнца свѣтлый взглядъ, прорьавшись изъ за тучъ, Даруетъ жизни мигъ осеннему цвѣтку. Е. Н. — Какъ бы я хотѣлъ на одинъ часъ быть на мѣстѣ этой собачки. — Ну, не желайте этого. Наслѣдую щей станціи ей подрѣжутъ уши. С.Flieg. ВІ.*). смьсь, Изъ жизни литературной богемы. Недавно исполнилось пятидесятилѣтіе со дня смерти Мюрже, знаменитаго ав тора .Сцены изъ жизни богемы”. Фран цузская печать почтила память писате-‘ ля весьма прочувствованными поминаль ными статьями и освѣжила въ памяти своихъ читателей великое множество ве селыхъ анекдотовъ Изъ своеобразнаго быта безпечальныхъ представителей ли тературной богемы средины прошлаго столѣтія. Сегодня тебѣ масса порученій. Чтобы ты ихъ не перезабылъ, я сама все тебѣ записала: захватить чаю и ко фе, принести книги изъ библіотеки, за платить за абонементъ въ театрѣ, при гласить прачку… — Но въ промежуткахъ вездѣ- по ставлено твое имя? что это значить? — (Она стыдливо). Это чтобы ты по временамъ вспоминалъ и обо мнѣ. („Flieg. B!at“). Мюрже задолжалъ своему портному около 200 франковъ. Жилъ онъ очень высоко. Привычки платить долги за нимъ не водилось. Однажды портной пришелъ къ Мюрже съ обычнымъ пожеланіемъ добраго утра и, получивъ стереотипный отвѣтъ, обра тился со слѣдующими словами къ сво ему должнику: Горничная (уронивъ бюстъ Бетхо вена). Благополучно. Отбито только ухо. Хозяйка (гнѣвно). Только? Дура. У музыканта ухо это главное. „(Flieg. ВІ.-). Ларьковъ. Типографія «Южнаго Края». Сумская ул., д. А. А. Іозефовича, No 115. Я каждый день взбираюсь к ъ вамъ на шестой этажъ. Если бы изъ просто го чувства человѣколюбія вы платили мнѣ каждый разъ по пяти сантимовъ,, должокъ давнимъ давно пошелъ бы на смарку, и я бы сейчасъ былъ вамъ дол женъ 1,800 франковъ. — Ариѳметика -чудесная наука. Не счастливъ вашъ Богъ, что я вамъ не давалъ каждый разъ по пяти сантимовъ, а то, въ виду крайне стѣсненныхъ ма теріальныхъ обстоятельствъ, былъ бы вынужденъ пустить въ публичную про дажу ваше имущество.